Наслаждение одиночеством дано далеко не многим. Но только тот, кто умеет его ценить, поймет меня. Одиночество — великий советчик. В одиночестве все суетливое уходит прочь, в мыслях возникает простота и ясность, в намеченных решениях и поступках — логичность. Я с возрастом (это, наверное, еще связано и с моей работой — все время на людях) все более и более ценю одиночество, стремлюсь к нему и очень страдаю, когда не могу подолгу его обрести. Страдаю психологически, чувствую душевный дискомфорт. Вот почему так люблю, особенно в предосеннюю пору, ходить на Валааме в лес, за грибами. Да за чем угодно, лишь бы в одиночестве. Стоп! Я начинаю душевно раздеваться. Это ни к чему, мой читатель!
Размышления мои тогдашние прервали голоса. Какая-то компания подходила к скиту со стороны Игуменских озер. Это, оказывается, были наши ребята. Как они меня тут вычислили, непонятно, но Юра Родионов протянул телеграмму: «С тебя, Жак, причитается, телеграмма из Калинина, они тебе подтверждают преддипломную практику в их театре». Я взял телеграмму. Действительно, это было даже не подтверждение, а приглашение на постановку преддипломного и дипломного спектаклей. Все. О чем я только что надумал, рухнуло. Я опять погружался (не без горького сожаления!) в мир «суеты сует», а замысел о книге остался замыслом еще на многие, многие годы.
Но я, право слово, наверное, счастливый человек. Я-таки увидел Новый Валаам. И увидел его еще до возрождения нашего, как его теперь иногда называют, особенно за границей, «Старо-Валаамского монастыря».
В 1979 году открыт был на Валааме филиал Петрозаводского краеведческого музея. В самом начале восьмидесятых он обрел статус самостоятельного Историко-архитектурного и природного музея-заповедника. И мы все, автоматически, стали его сотрудниками: экскурсоводами отдела научной пропаганды. Дом-интернат престарелых и инвалидов в 1984 году, по весне, передислоцировали на восточное побережье Ладоги в город Видлица. Выстроили там для него новые современные корпуса. Перевели его по той причине, что к этому времени вся территория архипелага указом Верховного Совета РСФСР была объявлена, наконец-то, природным, архитектурным и историческим заповедником. В музее были созданы отделы научной пропаганды, архитектурный, исторический, реставрационный, отдел фондов, отдел природы. Создана была, и довольно быстро, научная библиотека. Появились научные сотрудники, специалисты в разных областях необходимого знания. Музей теперь стал фигурой главной на Валааме. Правда, это практически никак не отразилось на жизни и быте ставшего уже «коренным» населения острова. А были это, в основном, семьи обслуги дома-интерната, ставшие к этому времени уже пенсионерами. Им, пожалуй, стало даже хуже. В музее для них рабочих мест было раз-два — и обчелся. И все-таки дело пошло к лучшему.
Взяты были, теперь по-настоящему, под охрану государства бесценные валаамские храмы и ансамбли, началась реставрация, ремонт дорог, усиленный уход за садами и многое другое; хоть и с трудностями, медленно, но дело пошло к возрождению былых красот и достопримечательностей. Разработаны были новые туристические маршруты, туристов стали водить в Никольский скит, в центральную усадьбу, на Игуменское кладбище.
К концу восьмидесятых Валаам становится туристской Меккой. На настоящую реставрацию нужны огромные средства, ибо необходимы первоклассные материалы и первоклассные же специалисты. А как известно, удовольствие это дорогостоящее. Денег явно не хватало.
В 1987 году волею обстоятельств я стал заведующим отдела научной пропаганды. На мой вкус, назвать его нужно было поскромней: «экскурсионный отдел». И хоть он являлся единственным «кормильцем» музея (в отличие от всех остальных не был дотационным) и приносил немалые доходы, средств все равно не хватало. Все очевидней становилось, что, если не привлечь иностранных туристов, не начать зарабатывать валюту — реставрация затянется на десятилетия. До 1987 года иностранцев на остров не допускали ни под каким предлогом. Хотя уже и дом инвалидов исчез, но чиновники от культуры и идеологи все «стеснялись» показать иностранцам Валаам в таком виде, до какого довела его советская власть.
Зимой 1987–1988 годов мы с директором музея Володей Высоцким (не вздрагивайте, читатель — с Владимиром Александровичем, а не Семеновичем), а затем с заступившим на его место Сергеем Клитиным насмерть бились в министерстве культуры Карелии и в обкоме партии за разрешение начать иностранный туризм. Наконец, получили его. Каких трудов это стоило — ни в сказке сказать, ни пером описать. Нас предупредили, что все это под нашу личную ответственность и что если хоть где-нибудь в иностранной прессе появится хулительная на монастырские руины статья, нам несдобровать. Нас отправят, «куда Макар телят не гонял». Так и сказал министр культуры Стрелков.
Мы взялись за дело. К весне я подготовил когорту коллег к работе с иностранцами. «На языке» тогда никто не «фурычил», а экскурсия «под перевод» требует особых методик и умений. Все было сделано.