— Да, знаю, что там много болот. Да, к сожалению. Это и меня беспокоит. Ну, пока…
Только тут я заметил, что Федотов с зимы как бы постарел. Вокруг глаз, провалившихся на худом лице, появилась сетка морщин. Две складки легли треугольником от носа к углам рта. Раньше их не было. И седина тронула волосы, точно иней.
Снова зазвонил телефон, и опять разговор был о людях, которые шли в лес.
А потом телефон раззвонился протяжно, без перерыва. Федотов снял трубку, а в ней голос был так громок, что я слышал каждое слово, которое говорили Якову Павловичу:
— Райком?
— Райком.
— Говорят из парткома аэровокзала. В каком квадрате может быть мальчик? Хотим сообщить пилотам рейсовых самолетов.
Федотов прижал трубку плечом, высвободил руку и развернул на столе карту. Пальцы быстро скользили по квадратам на серо-зеленой карте.
Он перехватил трубку рукой и сказал:
— Квадрат шесть ноль один. Это трасса ближней авиации.
— Понятно, — прохрипела трубка. — Даем задание по линии. По пути снизятся. Просмотрят. Сообщат…
И опять звонки и голоса.
— Нет, — говорит кому-то Федотов, — ты же пенсионер. Тебе надо дома сидеть. Там в лесу народа хватает. Опытные охотники пошли.
Вначале голос из трубки я не слышал. Но пенсионер ответил Федотову, видимо, так громко, что последние его слова долетели ко мне:
— Из партии на пенсию не уходят. Я коммунист. Изволь сказать, куда мне явиться!
Федотов ответил:
— Люди идут в лес от сторожки, что на втором километре. Я буду там через полчаса.
Яков Павлович оторвался только на мгновение и сказал мне:
— Так ты сходи к Гале — возьми что-нибудь Славино.
Я не понял и спросил:
— Зачем?
— Для собаки, — сказал Федотов. — Из милиции собаку пришлют.
Я шел к Галочке и думал о том, какой город Валдай. Конечно, он во много раз меньше Москвы. Но сколько же в нем хороших людей! После работы они не подумали об отдыхе для себя, а только о том, чтобы помочь неизвестному им мальчику и его маме. Я как-то почувствовал этот большой мир вокруг: лесхозы и молокозавод, школы и железнодорожная станция, лесные сторожки, гаражи, стадион и главное — люди, люди, весь Валдай, связанный невидимыми нитями с этим вот домом на горе. И казалось мне, что не телефон звонит у Федотова, а сердца людей тянутся к его сердцу. И бьются все эти сердца вместе. И нет ни у Якова Павловича, ни у людей, с которыми он связан, твоего дела и моего дела — одно у них общее дело, одна цель.
40
Оказалось, что еще весной Серого и Рекса, двух служебных собак милиции, забрали в область. В городе так-таки и не произошло ни одного крупного преступления, при котором могли понадобиться собаки-ищейки. Когда же первый день розыска Славы ни к чему не привел, Федотов позвонил в область и попросил срочно прислать Серого.
Нет, не сразу согласились прислать лучшую розыскную собаку. В области посчитали, что, раз нет преступления, нечего гонять собаку за сотни километров. Но Яков Павлович настоял на своем. Он сказал: «Речь идет о жизни человека — о самом главном».
И вот мы с ним в лесу.
— Ау-у. Ого-гого! — неслось из чащи.
Где-то в дремучей глубине леса стреляли, кто-то прибегал запыхавшись: «Кажется, нашли». Но это каждый раз оказывалось ошибкой.
Солнце нагрело лесной воздух; он настоялся, как под подушкой чайник с заваркой, и пахнул прелой листвой, сосной, грибами. Это был неповторимый лесной аромат.
Якова Павловича я скоро потерял из виду. Только что он сидел на пеньке. Перед ним на коленях была расквадраченная карта.
Несколько мужчин и женщин стояли вокруг, докладывая ему, а Федотов, нагнувшись, делал пометки на карте.
В этот день я еще раз подумал о том, что Яков Павлович никогда не искал счастья только для себя одного, а всегда был человеком, который радовался чужой радости и всегда близко к сердцу принимал чужую беду. Таких людей всегда любят, хотя они и не стараются специально завоевать любовь, бывают требовательными, строгими, а порой и суровыми.
Из-за деревьев донесся голос Федотова:
— Правее держите! Погодите, я выведу вас на тропку. Иву… у… шки… ин! Второй квадрат. Вто… о… рой, слышишь?
Я понял, что весь лес разбит на квадраты и десятки людей, пришедших спасать Славу, поотрядно, квадрат за квадратом, прочесывают местность.
Ни Славиной мамы, ни Киры Матвеевны не было. Они пошли с отрядами в глубь леса.
Ждали проводника с собакой. Я держал в руке пакет со Славиной рубашкой, чулками и теплой курточкой. Кто знает, что потребует проводник собаки? А вот и он.
Проводник оказался совсем не таким, каким я мог его себе представить. Это был человек немолодой, худощавый, с бородкой, чем-то напоминающий Дон-Кихота. Он сутулился, держа собаку на коротком поводке. Появившись как-то внезапно из-за деревьев, он не сказал ни одного лишнего слова, не сделал ни одного лишнего жеста, спросил только:
— Вещи мальчика с вами?
Я протянул пакет.
В это время из-за кустарника вышли Славина мама. Кира Матвеевна и Яков Павлович.
Нина Васильевна увидела Славину рубашку и чулки, закрыла лицо руками и громко заплакала.
— Серый, тихо! К ноге! — негромко сказал проводник.
Он нагнулся и дал собаке понюхать Славины вещи.