Но нет: впереди не было ничего, кроме темно-зеленых ветвей, часто спутанных в один сплошной заслон. А разрывы между деревьями были угольно-черные, будто бездонные, бесконечные.
46
Казалось, что лес становился все гуще и гуще, что огромные еловые лапы нарочно клонятся, чтобы задержать нас. Все вокруг будто восставало против людей, идущих на выручку Славе: свет угасал, молодые деревца и те дрались - хлестали нас прямо по лицу, низкие пеньки оказывались трухлявыми: наступил - и нога проваливалась. Все чаще попадались болота.
Неожиданно закуковала кукушка. Я вспомнил, что на эту птицу загадывают: сколько раз прокукует, столько лет прожить на свете тому, кто загадал. Гадают, конечно, больше старые люди: они, бывает, пустым приметам верят, им и жить поменьше осталось. Сколько им кукушка ни нагадает, и на том спасибо. А я - стыдно сознаться - в тот раз загадал: накукует десять раз - найдем Славика. А если не дотянет…
Мы шли, а я считал:
«Ку- ку, ку-ку, ку-ку!…»
…Три, четыре, пять, шесть, семь, восемь…
Тишина. Замолчала проклятая птица. Ну, чтобы ей еще два разика прокуковать. Нет же. Молчит.
Задумавшись, я почувствовал вдруг, что земля меня не держит, - под ногами запружинило болото. Наступил на горушку, и красными пятнами расплылась раздавленная клюква.
- Правее держи! - крикнул мне Яков Павлович.
Мы шага не сбавляли. Проводник шел очень быстро, а мы, если надо было, бегом догоняли его.
Неожиданно Серый заметался, дернул поводок то вправо, то влево, потом виновато опустил голову и лег, вытянув передние лапы.
- Тут прошел крупный зверь, - сказал проводник.
- Что?! - выкрикнула Славина мама. - Зверь? Медведь?
Я хотел ее успокоить, но не знал, как это сделать.
Проводник не ответил. Он гладил Серого, протер ему глаза чистым носовым платком и снова дал понюхать Славину рубашку.
Проводник все чаще и чаще нагибался к собаке и говорил ей:
- След! Серый, след.
Иногда этот пожилой сухопарый человек приседал на корточки так, что казался ниже Серого. Однажды он ткнул пальцем в траву и сказал: «Ищи». Серый совсем низко пригнул голову и бежал так близко к земле, как летчик в бреющем полете ведет самолет.
- Хорошо, Серый, хорошо, - подбадривал его проводник.
Теперь не было никаких сомнений, что проводник и Серый - друзья, которые понимают все с полуслова и всеми силами хотят помочь один другому. В минуты трудностей и сомнений Серый отрывал нос от земли и поднимал глаза на проводника с такой любовью и преданностью, что я понимал: эта собака пойдет за своим проводником куда угодно - хоть на смерть.
В лесу становилось темно.
«Еще час- полтора, и надо будет возвращаться, - подумал я. - В темноте тут и шага не сделаешь».
У меня только промелькнула об этом мысль, а проводник сказал, будто ответил на то, о чем я подумал:
- Белые ночи - и то счастье. Темноты настоящей не будет, только сумерки.
- Да, да, конечно! - воскликнула Нина Васильевна так, будто эти белые ночи могли спасти Славку.
А проводник все возился с собакой и, казалось, не то расчесывал ей шерсть, не то шептал ей что-то. Он брал Славины чулки и курточку и снова подносил их к черному собачьему носу.
Серый приподнял умную морду, встал на ноги, порыскал по сторонам, натянул поводок и ринулся в глубь леса.
В эту пору сумерек лес словно насторожился и приумолк: ни птичьего голоса, ни свиста ветра - тишина. Только наши шаги, хруст ветки под ногой и дыхание идущего с тобой рядом.
А тьма густела так, будто нет ей дела до белых ночей: в трех-четырех шагах уже еле-еле видно.
Теперь проводник, а за ним мы трое почти бежали. Я только жмурился, чтобы ветками не выколоть себе глаза.
На маленькой полянке Серый остановился и тявкнул.
- Вот он! - сказал проводник. - Серый, к ноге. Хорошо, Серый, хорошо!
И вдруг я увидел, что у проводника передний зуб металлический. Это он впервые за все время улыбнулся.
Славка сидел, зарывшись в сухие листья. Протирая кулаками заспанные глаза, он бросился к матери. Очков у него не было. Потерял, наверное.
- Мама, мамочка! Что же ты плачешь?! Я же нашелся! Вот я! - говорил Славка, обнимая Нину Васильевну. А потом тихо так попросил: - Пить.
А мы-то и забыли, что он третий день был без воды и без пищи.
47
Нина Васильевна со Славиком шли теперь чуть впереди. Мы, то есть Яков Павлович, проводник и я, не сговариваясь, чуть приотстали, чтобы оставить их вдвоем. Хотя никаких разговоров, которым мы могли бы помешать, не было. Они шли обнявшись: Нина Васильевна держала Славкины руки в своих, а потом вдруг нагибалась, брала его за щеки и целовала. И они все время шли держась за руки, словно боясь, что снова могут потерять друг друга.
А проводник говорил Якову Павловичу и мне негромким своим голосом:
- Да, валдайцы подарили нам отличного пса. И вот, в Валдае же, он получит самую дорогую запись на своем личном счету.
- На счету? - удивился я.