Валдар Много-раз-рожденный. Семь эпох жизни (ЛП)

Я отвел свой отряд со входа на равнину туда, где почти поперек нее тянулась невысокая гряда холмов, а затем расставил часовых вдоль возвышенности и послал пару легковооруженных всадников, хороших наездников, обогнуть восточные холмы и сообщить Ричарду новости, после чего стал ждать сражения.

Солнце зашло, и полная луна медленно поднялась за восточными холмами, и как раз в тот момент, когда ее широкий красный диск всплывал над гребнем, с вершины небольшого холма я увидел темную фигуру всадника, так четко очерченную на фоне света, что я мог разглядеть его длинное копье, похожее на черный волосок поперек фигуры.

Мгновение спустя всадник исчез, а когда полный диск поднялся и залил равнину потоком бледного света, свет заиграл на линиях блестящей стали, сверкая тысячами точек, как рябь на залитом лунным светом море. Это был авангард крестоносцев, и, как я узнал следующим утром, во главе его ехал сам король Львиное Сердце.

Сверкающие линии шли ярким упорядоченным массивом, как на турнирном поле или на плацу, а не во враждебной стране в непосредственной близости от огромного войска, возглавляемого таким искусным вождем, как Саладин. Из этого я понял, что Ричард понял мое послание, хотя, без сомнения, немало удивился ему, так как до сих пор он ничего не знал ни обо мне, ни о моем отряде, кроме донесения о некоей банде вольных вояк, пришедших с далекого севера, несомненно, в поисках не более высокой награды, чем добыча или выкуп.

Когда они добрались до середины равнины, все еще непринужденно двигаясь свободным, открытым строем, как будто думая о чем угодно, но не о мрачном деле войны, по всей линии восточных холмов без предупреждения разразился тот длинный, пронзительный боевой клич ислама, который был так хорошо мне знаком, и с холмов покатилась быстроногая конница Саладина, волна за волной бесчисленными рядами, пока я не подумал, что этот могучий поток никогда не закончится. Словно бушующий океан, выплеснувшийся на берег, они катились яростной волной ненависти и отваги по узкой равнине.

Наблюдая за их наступлением со своего наблюдательного пункта, я почувствовал, как старое пламя боевой ярости, как всегда, запылало в моей груди, кровь закипела, и каждый нерв и мускул покалывал и дрожал от ее жара, и со всем пылом, рожденным воспоминанием о моих многочисленных битвах, я с нетерпением ждал, когда наступит момент для нашей атаки.

Сверкающие ряды крестоносцев развернулись навстречу туркам. Стрелы из луков и арбалетов густо и быстро полетели в освещенном луной воздухе. Я видел множество всадников-мусульман, свисающих с седла, и скачущих туда-сюда лошадей без наездника, доведенных до безумия колючими стрелами в боках и в груди.

Передний ряд крестоносцев стоял как прочный железный вал с длинными копьями в упоре и изгородью из наконечников копий в трех метрах от пластинчатых нагрудников их коней, и между каждой парой рыцарей находился лучник или арбалетчик. Первая, вторая и третья шеренги мусульман с дикими криками устремились вперед и пали под ужасными копьями, под непрерывным дождем стрел, под сокрушительными ударами булав и палашей, обрушивавшихся на тех, кто миновал наконечники копий. Но за каждой павшей шеренгой шли все новые и новые, пока крестоносцы не превратились в железный остров посреди огромного бурлящего моря белых бурнусов и тюрбанов, озаренных блеском доспехов и оружия.

Наконец последняя шеренга перевалила через холмы и скатилась на поле смерти. И вот пришло наше время. Я выхватил меч и взмахнул им в лунном свете, и не успел я вложить его обратно в ножны, как все уже были в седлах, и наша длинная блестящая шеренга поднялась из-за холма, где прятались мои войска, и остановилась на вершине. Не было нужды в словах приказа, так как каждый человек уже знал, что нужно делать. Я указал копьем туда, где самые густые массы мусульман толпились против христианского фронта, а затем опустил забрало и рысью направился к своему месту в середине шеренги. Когда я подъехал, из нее выехали Бренда и Ивар. Бренда заняла свое место между нами, и мы двинулись вниз по склону.

В тысяче шагов от плотного фланга мусульман мы выстроились тесным строем для атаки, по двое в глубину. Я снова взмахнул копьем и пустил Тигрола рысью, и мы двинулись вперед, словно живая стальная стена, молчаливые, как ночь, и страшные, как смерть. Рысь ускорилась до легкого галопа, который перешел в галоп, затем все копья полетели вниз, а все щиты вверх, и непреодолимым потоком разрушения мы промчались сквозь толпу легковооруженных мусульман на легких скакунах. Два наших фланга немного отстали, образовав клин, и тогда за работу принялись булава и боевой топор, и шаг за шагом мы пробивались в самое сердце войска, оставляя за собой широкую красную дорогу, усеянную раздавленными и искалеченными мертвецами, которые всего несколько мгновений назад были полны жизни и отваги.