Едва Армада миновала северо-западную оконечность Шотландии, как ветер развернулся и с северо-запада налетел ураган, и в его зубах длинные беспорядочные ряды испытывающих сильную качку судов, шатаясь, уходили туда, где их ждали гранитные берега Гебридских островов. Поставив легкие паруса, открыв брам-стеньги, на зарифленных нижних парусах мы подходили к ним с наветренной стороны, держась на расстоянии выстрела наших длинных бронзовых пушек, и всякий раз, когда показывалась хорошая цель, посылали мстительное железо в корпус, или в мачты, или в фальшборт.
Тщетно пытались они отвечать. Наполовину затопленные, разбитые штормами, переполненные больными, они делали все, что могли, чтобы удержаться на плаву, в то время как мы, на новом крепком судне, со здоровым, бодрым экипажем, объединенные одной мрачной целью, били их всем, чем могли, так же неумолимо, как волны били по их деревянным бортам.
Итак, мы обогнули остров Льюис, и они оказались между нами и голодными гранитными скалами с подветренной стороны. Мы калечили корабль за кораблем и смотрели, как отстреленная мачта или бушприт, и такелаж падали на палубу спутанными обломками, а ветер гнал беспомощный корабль к гибели.
Мы насчитали десять больших кораблей, бьющихся в голодном прибое, прежде чем миновали Гебриды. Еще шестерых мы потеряли из виду одного за другим, когда наступила ночь, и больше никогда их не увидели, когда наступило утро. Мы все еще гнали их на юг, пока темные туманные берега Ирландии не замаячили с подветренной стороны, и тогда мстительная работа началась снова. Время от времени мы подрезали отставшего и, расстреляв до беспомощности, брали на абордаж, забирали боеприпасы, а затем отходили и топили испанца его же порохом и ядрами.
И вот мы гнали их мимо Донегола и диких берегов Коннахта, всегда с помощью хорошего северо-западного шторма, топили, расстреливали и гнали на скалы каракки и галеоны, галеасы и каравеллы, когда правосудие небес отдавало их в наши руки, пока, наконец, не миновали острова Керри, и тогда из девяноста шести кораблей, которые мы насчитали в Пентленде, всего лишь шесть десятков расправили свои изношенные и изодранные паруса под теперь уже благоприятствующим ветром и помчались на юг, к берегам Испании.
Здесь мы оставили их на некоторое время, потому что, хотя у нас все еще было много пороха и ядер, которые мы отняли у них, вода и провизия были на исходе, и болезнь, наконец, начала проявлять себя и у нас[43]
. Поэтому мы зашли на острова Силли, и там загрузились водой и продовольствием и высадили на берег самых тяжелых больных, хотя нам пришлось потрудиться, чтобы убедить храбрых парней сойти с корабля. Мы оставили их с таким вознаграждением, которое сделало их богатыми на всю оставшуюся жизнь. Затем мы снова вышли в море под всеми парусами и помчались на юго-запад, чтобы перехватить удирающих «донов».Через ночь и день мы поравнялись с ними, все еще с трудом продвигавшимися вперед, но теперь, когда море стало спокойнее, а ветер слабее, они снова образовали нечто вроде строя. Мы напали на их тыл и снова воспользовались преимуществом наветренной стороны, и нашим гневным сердцам было приятно наблюдать, как сигналы полетели от мачты к мачте, когда они увидели нас и сомкнулись, чтобы защититься от единственного врага. Но теперь мы должны были быть более осторожными, потому что наш друг шторм покинул нас, после того как оказал нам хорошую услугу, и все же наша цель была так же твердо определена, как и прежде — не позволить вернуться домой ни единому кораблю, который мы могли бы потопить или повредить.
Поэтому мы держались их наветренной стороны, лавируя, изматывая и уворачиваясь, делая то один-два выстрела с дальней дистанции, то удачный бортовой залп, и так, миля за милей и день за днем, мы безжалостно преследовали их, но ни разу за все наше долгое напряженное плавание не увидели «Сан-Мигель» и его расписной фок.
Наконец, 53 разбитых штормами, изувеченных корабля, на борту которых находилось около 10 тысяч человек, «пораженных чумой и смертью», как пишут испанские летописцы, жалкие остатки того могучего флота и армии, которые вошли в Ла-Манш, насчитывая 150 кораблей и 30 тысяч солдат и матросов, собрались в Кадисском заливе вместе с «Безжалостным», как всегда, беспощадным и жаждущим боя, рыскающим туда-сюда, все еще голодным от неудовлетворенной мести.
И вдруг, пока мы спорили, оставить ли их там и довольствоваться тем опустошением, которое произвели, или поступить так, как вскоре поступил сэр Ричард Гренвилл, покрыв себя бессмертной славой, и влезть в самый центр и сразиться со всей полусотней, наш дозорный заметил большую каракку, подходящую к нам на всех парусах с северо-запада. Мы развернулись, ринулись ей навстречу и, сблизившись, увидели во всем великолепии белого, алого и золотого огромную фигуру св. Михаила с пылающим мечом, сияющую на ее фоке. Наконец, это был «Сан-Мигель», и легко было заметить, что он, как мы и предполагали, обогнал остальную Армаду, добрался до Сент-Винсента или Лагоса и там заправился.