Именно поэтому Самонас шел немного быстрее, чем обычно. Сабатоны, уникальные и созданные ему под стать, стучали по зеркальному мрамору с чуть более интенсивным ритмом, хотя ни один смертный не уловил бы разницы. К тому времени, когда он прибыл в пункт назначения, затраты всей энергии были почти на один процент выше, чем по исходной оценке такого короткого путешествия.
Возможно, он мог бы сделать всё лучше. Но, с другой стороны, оценка всегда была необходима.
— Проходи.
Голос донесся из–за массивных дубовых дверей. Самонас знал этот голос так же, как и свой собственный — звучный, сверхъестественно спокойный, уверенный, более тонкий, чем ожидалось, и по-своему кристальный, как вечные снежные покровы снаружи. Это был голос приказов. Голос порядка. Голос бесконечной жестокости, едва сдерживаемый внутри хрупкой искусственной оболочки.
Он вошел.
— Генерал-капитан, — Самонас поклонился.
Император, Колдун, Воин.
Он стоял и смотрел в широкое кристалфлексовое окно на вершины западных гор. Его высокая фигура — намного выше, чем у самого высокого неизменного человека, словно собор из твердых мускулов и костей — заставлял всё в комнате сжаться в размерах. Его одежды были бледны, изысканно пошиты и прошиты золотом. Головного убора не было, а на шее виднелось искусно выполненное кольцо из проводов-имплантов. Он стоял с осанкой танцора, с бессознательной уравновешенностью, которую разделял весь Орден, будучи готовым по воле мысли мобилизовать всю эту впечатляющую генную магию и биомансию в вихрь разрушительных действий, но сейчас оставался на месте, собранный и спокойный.
Этот человек повернулся, открывая свое лицо — худощавое, исполосованное морщинами.
— Теперь я могу вообразить, — произнес Константин Вальдор, — каким оно будет, когда все это закончится. Раньше я не мог этого сделать.
Самонас кивнул. Грандиозный план становился всё более очевидным по мере того, как стены и башни поднимались в морозный воздух.
— Непревзойденное зрелище, — смело заявил он.
— Думаешь? — Вальдор равнодушно смерил его взглядом. К большинству вещей командир относился подобным образом. — Это нелепое место для города. Я сам Ему говорил.
— Это будет символ.
— Мы — это символы.
Как и ожидалось, настроение генерал-капитана было спокойным. Вряд ли Вальдор действительно намеревался критиковать Императора. Вряд ли Вальдор, Самонас или кто–либо из членов Ордена оказались бы способны в действительности постоянно критиковать Его.
— А Он скоро вернется? — осмелился спросить Самонас.
— Нет, — Вальдор отвернулся к горам. — По крайней мере, это даст время технотворцам закончить всё.
— У меня есть отчеты, если вы вдруг захотите их прочесть.
Вальдор вновь повернулся к кустодию, и на его губах мелькнул призрак улыбки.
— Исполнительный Самонас, — произнес он, — расскажи мне о ней.
Самонас колебался. Некоторые вопросы были слишком деликатными, с ними трудно было справиться даже таким, как он.
— Она уже близко, — ответил кустодий, — и приближается к своей цели. Я закончил свои расследования, и данная угроза весьма значительна. Если вы нуждаетесь в совете…
— Не нуждаюсь, но говори уж, коль начал.
— Убейте её сейчас же.
Вальдор на миг задумался.
— Она настолько опасна?
— Она знает.
— Знание не преступление.
— Само по себе знание — нет. Но то, что с ним можно сделать — да.
Вальдор отошел от окна.
— Нет. Не сейчас. — Он сделал глубокий вдох и слегка поморщился. Воздух был пропитан антисептиком и всё еще сырым из–за рециркуляторов, он ни в коем случае не мог заменить настоящий. — Это новая эра,
— Принято, генерал-капитан.
— Собери улики. Найди слабое место, брешь в её решимости.
— Принято, генерал-капитан.
— Она здесь?
— Да.
— Тогда это должно быть просто для человека твоих талантов.
Самонас поднял голову, на мгновение подумав, что над ним глумятся. Ничего не происходило просто так, по крайней мере, не в этом месте.
— Она пользуется Его доверием.
Вальдор даже не улыбнулся.
— Не думаю, что Он вообще кому–либо доверяет, Самонас. Даже мы можем доверять идее или приказу, но у Него ничего нет. Будь внимательным — чем сильнее ты становишься, тем слабее всё вокруг. Ему не за что ухватиться, потому что Он может это сломать. Только представь себе. Представь себе Его одиночество.