Валенсианская вдова

Я буду стоек и спокоен,
Не отступлю перед судьбой.
Я вышел в дерзновенный бой
И должен одержать, как воин,
Победу над самим собой.
Томимый тяжким колебаньем
Между боязнью и желаньем,
Я движусь, как во власти сна,
И воля словно сражена
Каким-то злым очарованьем.
Ведь, может быть, завистник жалкий,
Какой-нибудь безвестный враг
Придумал этот ловкий шаг,
И ждут меня удары палки,
А то еще удары шпаг.
А я? Склонил покорно шею,
И головы поднять не смею,
И жду кровавого конца,
Как бессловесная овца,
Идущая под нож злодею!
Но я вовек не возбуждал
Ничьей вражды; со мной все дружны.
Все эти страхи – вздор ненужный:
Кто никого не обижал,
Шагает смело безоружный.
И тот, кто мне принес поклон,
Ведь сам же мне позволил он,
Чтоб я кой-чем вооружился!
Не для того ль, чтоб я страшился?
Ведь страх всегда вооружен,
И вряд ли юного гонца
Мое оружье беспокоит:
Глаза он сразу мне прикроет,
А зрячему связать слепца,
Конечно, ничего не стоит.
Кто слыхивал такое диво?
Ведь если женщина красива
И ей желанен кто-нибудь,
Он вправе на нее взглянуть!
Как эта красота стыдлива!
Что если, ангела лаская
И сладостно прильнув к нему,
Я черту шею обниму,
Который, гнусный вид скрывая,
Нарочно прячется во тьму?
Что если лысая старуха,
Оглохшая на оба уха,
Давно отвыкшая жевать,
Решила мной повелевать,
Призвав на помощь злого духа?
А вдруг она – одна из тех,
Кого недуг французский гложет,
И на меня ярмо наложит,
Чтоб я потом, за час утех,
Пять лет ходил, как труп, быть может?
Но, кажется, сюда идут.

Явление второе

Камило, Урбан в маске, с байковым клобуком в руке.

Урбан

Какой-то человек… Кто тут?

Камило

Не вы ли новый мой приятель?

Урбан

Явился ваш доброжелатель.

Камило

Безумцы так себя ведут!

Урбан

Никто не видит нас, Камило?

Камило

Нас видят звезды и луна.

Урбан

Хотя б угасла и она,
Вас ждет небесное светило,
Вам ночь блаженства суждена.

Камило

Она, быть может, ангел Божий,
Быть может, ведьма с мерзкой рожей,
Внушающей не страсть, а страх;
Но раз я буду с ней впотьмах,
Ведь это же одно и то же.

Урбан

Одно и то же? Вот так раз!
Иль тело в прелести расцвета
Не больше вкуса будит в нас,
Чем осязание скелета,
Каким рисуют смертный час?
Ведь красота – благоуханье;
И мы ее очарованье
Вкушаем, видим, познаем,
Как всякий аромат – чутьем.

Камило

Чем мне поможет обонянье?
Я не аптекарь и не врач.
Влюбленных зренье услаждает,
И только тот в любви вкушает
Весь аромат ее, кто зряч,
Кто, наслаждаясь, созерцает.
Слепец, – каким я скоро буду,
Исполнив дамскую причуду, –
Восторг любовный познает
Не более, чем грубый скот.

Урбан