Валентайн

— Мама, блин, на хрен, пригласи нас войти! — Это был даже не человеческий крик. Так кричат звери. Да что с ним такое? С тех пор как он устроился на эту свою работу в Голливуде, он стал каким-то шальным. Она не знала, как с ним общаться — как до него достучаться. Впрочем, она никогда не умела общаться с сыном.

— Входите, — прошептала она едва слышно.

И уже в следующую секунду они оказались внутри, и дверь за ними со стуком захлопнулась. Да, именно оказались — она не заметила, чтобы они переступали порог. Еще секунду назад они стояли за дверью, а потом просто возникли в квартире. Как в кино со всякими навороченными спецэффектами.

— Мама, хочу познакомить тебя с этой девушкой. Она особенная. Самая лучшая. За такую и умереть не жалко. Джейни Родригес, моя новая подруга. И уже навсегда.

— Если она собирается здесь поселиться, то ничего не получится. — Родригес, Родригес... Клара задумалась. Где-то она уже слышала это имя, Джейни Родригес. Точно не от Мэтью. Он никогда не рассказывал о своих девушках. Они вообще почти не разговаривали, да и виделись очень редко — иногда по утрам за завтраком, когда она собиралась на работу, а он приходил с работы. — И вообще она не слишком еще молоденькая? Ты что, из дома сбежала или чего?

— Я сбежала из жизни, миссис Льюис. — Голос у девочки был звонкий и чистый. — И больше о ней даже не вспоминаю.

— Странная у тебя девушка, Мэтью Льюис.

— Ты даже не представляешь, какая странная, мама, милая! Но когда ты узнаешь ее получше, ты поймешь, что это такое — странно.

Он потрепал девочку по щеке. Она хихикнула.

— Всегда мечтала стать девушкой из Долины, — тихо сказала она с такой щемящей тоской в голосе, что Клара почти смягчилась. Но она вовсе не собиралась пускать в дом эту девицу. Еще неизвестно, может, она станет тут вещи лямзить. У Мэтью те еще дружки — по всем давно плачет колония, преступники малолетние.

Мэтью щелкнул пальцами.

Клара даже не успела понять, как так получилось — но девочка вдруг оказалась у нее за спиной. Раз — и все. Опять спецэффект, как в кино. «Может, мне все это снится, — подумала Клара, — может, я сплю», — но тут холодные руки схватили ее за запястья и резко рванули... Господи, ничего себе силища для такой-то соплячки... девица крутила ее запястья туда-сюда... Иисус милосердный... Клара слышала хруст ломающихся костей... по рукам потекло что-то теплое — кровь из вывернутых суставов... Клара закричала. Сын тут же бросился к ней и зажал ей рот рукой. Рука была, как ледышка. Такая холодная.

— Я всегда тебя ненавидел, мама, — сказала Мэт. — Но теперь я тебя обожаю. Так обожаю, что съесть готов. — Она попыталась его оттолкнуть, попыталась пошевелить руками и почувствовала, как кости рвут плоть. Господи, как же больно... у нее из глаз брызнули слезы, но она не могла закричать, ее как будто парализовало, она только думала про себя: «Господи, Иисус милосердный, сейчас я проснусь, я проснусь, Господи, Господи, Иисус милосердный», — и Иисус был рядом, и смотрел на нее, пластмассовый Иисус с руками, раскинутыми крестом...

И тут в гостиную вломился Митч.

— Что еще, блядь, за шум? — У него в руках был дробовик, который он всегда держал под кроватью.

Клара застонала.

— Отпусти мать! — заорал Митч.

Медленно, как бы даже нехотя, Мэт разорвал ночнушку у матери на груди. Боже, подумала Клара, какой стыд, мой сын хочет меня изнасиловать... она опустила глаза, стыдясь своих отвисших грудей, на которых уже кое-где появились старческие пятна, и опять собралась закричать, но не успела — Мэт затолкал ей в рот скатанный в шарик лоскут, оторванный от ночнушки. Это действительно было как сон. Вот только боль была настоящей. Господи, как же больно. Ей было нечем дышать. Она почувствовала, как тошнота подступает к горлу и сочится сквозь кляп.

Митч стоял и смотрел, раскрыв рот.

— Немного внутренних беспорядков с применением насилия в отдельно взятой семье, — тихо проговорил Мэт, — придают остроту жизни. Правда, мам?

Джейни вырвала провод из пылесоса и принялась не спеша связывать Клару.

Митч наконец-то очнулся и выстрелил. Клара увидела, как щека Мэта раскрылась рваными ранами. Но буквально за считанные секунды раны затянулись.

— Опа, чистое было бритье, — сказал Мэт.

Джейни швырнула Клару на диван, а Мэт набросился на отца и этак походя оторвал ему голову. Отшвырнул ее в сторону. Кровь изверглась из шеи, как гейзер, и Мэт жадно склонился над телом отца, как ребенок — над питьевым фонтанчиком. Тело Митча все еще дергалось. Эпилептик без головы. Клара попыталась закричать, но захлебнулась собственной рвотной массой.

— Не рыпайся, милая, — сказал Мэт, раздирая тело отца голыми руками. Он вырвал сердце, и судороги прекратились. — Остановка сердца. — Мэт бросил тело на пол и присосался к сердцу, как будто это был апельсин.