Валентайн

Бессчетно размноженные отражения Петры снова слились в одно. Она перевела дух. Но за долю секунды до того, как ее отражения воссоединились, ей показалось, что она увидела что-то еще... огонь. Да. Пламя, бьющее из глаз мертвеца. Он был абсолютно голый, и он пытался вырваться из зеркальной дверцы. Его глаза полыхали огнем, а взгляд был исполнен запредельного ужаса. Лишь на долю секунды. А потом все прошло. Никакого огня. Только ее собственное отражение.

Она вдруг поняла, что дрожит. «Кажется, я схожу с ума, — подумалось ей. — Это просто такой спецэффект с зеркалами. Просто такой спецэффект».

— Да, — добавила Триш, — стены еще и летают.

Она хлопнула в ладоши три раза. Одна стена отъехала в сторону, и Петра увидела, что они были в каких-нибудь несколько футах от «буфетного» столика.

— Кажется, мне надо выпить еще чашку кофе, — сказала Петра.

— Да, меня тоже всегда пронимает, — кивнула Триш. — Я никогда раньше не делала ничего такого... такого стихийного. Вроде бы это моя конструкция... но все равно пронимает.

* * *

• наплыв •

Миссис Битс сидела в вестибюле гостиницы «Паводок», потому что никто не знал, что с ней делать. Она сидела одна, потому что никто не знал, что ей сказать. Когда у человека большое горе, те, кто рядом, никогда не знают, что тут можно сказать. Ее дом сгорел, ее дочь мертва и скорее всего горит в аду — мертва стараниями мальчика из Узла...

В данный момент этот мальчик беседует с полицейским.

— Да, сэр. Моя фамилия Галлахер. Меня очень долго здесь не было. Я жил в другом месте. Я до сих пор удивляюсь, что мне предложили эту работу... Да, сэр, я вытащил миссис Битс из горящего дома... Нет, я не знаю, как начался пожар... Они пользовались керосиновыми лампами... у них электричество отключили. Вот, может быть...

— Как это ужасно, — сказал полицейский, не переставая писать у себя в блокноте. — Хорошо бы они там нашли ее обезболивающие таблетки. Если, конечно, все не сгорело. У нее со спиной очень плохо. И куда ей теперь? У нее есть сестра во Флориде... я ее уже лет двадцать не видел... живет в приморском городке Бока-Бланка.

Тот самый город, где был последний концерт Тимми Валентайна.

Это все музыканты... как их там, рокеры. Как-то они с этим связаны. Что там вчера бормотала Шеннон, когда заявилась домой на рассвете? Теперь я с Тимми и буду жить вечно.

Проклятые сатанисты.

Господи, как же я отвратительно выгляжу. Смотреть противно. Вот оно — зеркало. Вы посмотрите на это чучело. Просто старуха. А ведь мне всего шестьдесят два. А выгляжу старше на двадцать лет. И что меня дернуло пить, когда умер Дэн? Не пила бы как лошадь и выглядела бы приличнее.

Эти проклятые сатанисты. Заморочили девочке голову. Моя ошибка. Не надо мне было ей разрешать работать в этом отеле. И надо было уехать из Паводка — сразу после пожара в Узле... было же ясно, что теперь все покатится под откос. Города, выгорающие без причины, какие-то жуткие россказни очевидцев, которые видели бог знает что... и теперь еще эти киношники... понаехали тут... будить призраки прошлого. И вот, пожалуйста — разбудили. Они забрали ее Шеннон... прямо в объятия тьмы. Узел был проклят, и теперь это проклятие распространилось и на Паводок тоже. Мы все катимся в бездну, и спасения нет... все мы, кто помнит ту ночь пожара...

Она вдруг поняла, что плачет. Тихонько, чтобы никто не видел. Впрочем, никто на нее и не смотрел. А если бы даже смотрел, то не стал бы ее осуждать. В конце концов она старая женщина и вольна плакать, если ей хочется. Она плакала, а этот мальчик-индеец и полицейский продолжали говорить о ней, словно ее и не было рядом, словно она не сидела здесь, в том же фойе... они все говорили, и говорили, и говорили. Она закрыла лицо руками.

А потом кто-то прикоснулся к ее рукам.

— Не плачьте, мэм, — сказал тихий голос. Такой ласковый. Такой знакомый.

Он убрал ее руки с лица, и она подняла глаза на джентльмена, чей голос звучал с таким искренним сочувствием. Это было настоящее чудо. Она не верила своим глазам.

Перед ней стоял Дамиан Питерс.

— Я вас видела по телевизору, — сказала она. — О, вы посланник небесный. Ангел Господень.

Питер коротко хохотнул.

— Да, иногда меня так называют, — сказал он. — Но я стараюсь не впадать в грех гордыни.

— О Господи, это правда вы? А я думала, вы пришли забрать меня на небеса.

— О, стать ангелом смерти, миссис... э-э...

— Битс.

— Это была бы большая честь. Но нет, я всего лишь скромный странствующий проповедник. Приятно с вами познакомиться. И мне больно видеть, как вы горюете.

— Мне уже легче, — сказала она.

— Может, поднимемся ко мне в номер и... — тут он ей подмигнул, своим «фирменным подмигиванием», которое постоянно использовал в своих трансляциях, — ...выпьем чего-нибудь освежающего? Все будет очень прилично, я вас уверяю, поскольку мы будем там не одни, а с... э-э... еще одной дамой. И я попробую вам помочь как-то избыть вашу печаль.