В офисе Триш было дымно и сумрачно. На массивном столе стоял включенный компьютер. На экране плясали сиамские бойцовские рыбки. Весь стол был завален бумагами, схемами и рисунками, глиняными моделями, карандашами и пепельницами. На чертежном столе была развернула схема железной дороги с разметкой и аккуратными примечаниями мелким почерком. У стены стояли куски разбитых зеркал — испорченные декорации для зеркального зала, которым Триш так гордилась.
— Триш? — позвала Петра.
Тишина.
— Пойдем. Видишь, здесь никого нет. Поищем ее в другом месте, — нервно проговорил Брайен.
Брайен вздрогнул. Ему не послышалось. Это был голос Триш.
— Где ты? — спросила Петра.
Голос был едва слышен... казалось, что он исходил из воздуха... а потом Петра увидела краем глаза... вспышка света... промельк движения. В разбитых зеркалах.
— Она там, внутри, — тихо сказала Петра. — Она тоже попалась.
— Я тоже вижу... — сказала Брайен. — В этих зеркалах. Вижу знакомых людей. Которые умерли. Лайза, моя племянница. Терри Гиш. Я вижу...
Снова движение — рябь света — дрожь теней.
Огонь.
В воздухе — слабый запах горящей серы.
А за стеной огня... мальчик висит на дереве... тянет к ней руки... зовет:
— Я его вижу... — начала была Петра, но замолчала на полуслове, не в силах заставить себя произнести его имя вслух.
— Кого-то, кто умер?
— Кого-то, кто умер.
— Пойдем отсюда.
Брайен взял ее за руку, и они вышли из офиса. Но уже на пороге они услышали новый голос... голос из зеркала... чистый мальчишеский голос... и этот голос сказал одно слово:
•
Взявшись за руки, Пи-Джей и Хит со всех ног побежали к павильону. Они не стали задерживаться, чтобы взглянуть на трупы... чтобы почувствовать жар от горящего леса.
•
Еще один дубль. Теперь Эйнджел одет во все белое. Искусственный ветер от вентилятора развевает его белый плащ. Эйнджел сидит за роялем и ждет, когда Тимми снова вселится в него.
Ему не пришлось долго ждать. Он видел отражение Тимми повсюду — в клавишах, к которым он прикасался пальцами, в изогнутой полированной крышке рояля, похожей на кривое зеркало из комнаты смеха. Он не думал о камере, когда оператор снимал крупным планом его лицо. Он просто сидел за роялем, погруженный в себя, и мысленно разговаривал с Тимми.
И Тимми сказал ему:
Покой во взгляде Эйнджела. Тихая безмятежность. Оператор снимает крупные планы. Джонатан, который стоит чуть ли не за плечом оператора, делает Эйнджелу знак, чтобы тот сохранял это мечтательное выражение.
— Давай, — произносит Бэр одними губами.
И Эйнджел говорит:
— Почему?
Джонатан Бэр снова делает знак. Вообще-то это должен быть диалог с отцом Таппаном, но его реплики вставят потом, уже при монтаже. Куда подевался Сирота? Эйнджел встречался с ним только раз, в Малибу, на вечеринке на вилле у режиссера, за день до отъезда сюда. Хотя по сценарию Сирота — его главный враг, у них было немного общих эпизодов. Эйнджел молчал, дожидаясь окончания непрозвучавшей реплики безумного проповедника.
— Почему? — сказал он по знаку Бэра голосом Тимми Валентайна и почувствовал, как члены съемочной группы на миг затаили дыхание. Он так идеально копировал Тимми, что это было почти волшебство — поразительное и слегка жутковатое.
— Потому что ты не имеешь права на существование. Ты — оскорбление всего, что есть истина, — раздался громовой голос.
Эйнджел испуганно вздрогнул и поднял глаза. В дальнем конце зала стоял человек в наряде священника.
— Стоп, стоп, стоп! — закричал Бэр. — Снимаем весь эпизод сначала. Ты, Сирота, подольше не мог задержаться?
В одной руке у человека, возникшего в студии, была большая черная сумка, в другой — горящий факел. Он был весь какой-то измученный. Потный. Лицо измазано сажей. Как будто он и вправду прошел сквозь огонь. В воздухе вдруг запахло гарью. Только теперь Эйнджел заметил, что за спиной у мужчины с факелом кто-то стоит. Какая-то женщина и еще один мужчина с большой картонной коробкой в руках.
Мужчина с факелом направился к роялю. Его шатало, как пьяного, и он едва не сбил камеру, которую оператор оттаскивал на начальную разметку.