Читаем Валентин Фалин – уникальная фигура советской дипломатии полностью

Были они и у нас на даче. Тот вечер был отмечен «большой политикой»: Фалин, Виктор Суходрев, наш друг и сосед, и я вспоминали «минувшие дни и битвы, где вместе рубились они». Правда, больше вместе с Валентином Михайловичем рубился Суходрев, мои бои были на другом участке фронта.

Книги обоих авторов не случайно стоят на полке в моем шкафу рядом.

Энциклопедические знания Фалина – нельзя было не поражаться его памяти – помогли мне, когда я готовил свою главную книгу «В разные годы».

Сейчас уже и не упомнишь всего того, чем щедро делился, отвечая на мои вопросы, Валентин Михайлович, на какие мысли навел.

Один из ярких эпизодов высвечивает еще одну грань характера Фалина – его способность видеть далеко вперед. Задолго до воссоединения Германии он, по его словам, предупреждал руководство страны, что партийно-бюрократический режим в ГДР не прочен, высок градус недовольства людей…

Меня, говорил Валентин Михайлович, слушали, соглашались, но все осталось по-старому. Фалин и дальше не сидел сложа руки, считая в горячий период воссоединения, что мы упускаем время, он шел на самостоятельные шаги, граничащие с дерзостью, это тоже было в его характере.

Фалин не был образцовым чиновником. До конца жизни сохранил он в себе глубокую человечность.

Маленький штрих. Будучи у них в гостях, мы с женой ахнули от восхищения, увидев белый от цветущего терновника забор фалинской дачи. Не говоря ни слова, Валентин пошел за лопатой, выкопал несколько деревцев и аккуратно уложил к нам в багажник.

Отныне у нас каждую весну цветет фалинский терновник. А неподалеку – сирень Суходревов, саженцы привезли Инга и Виктор.

Добавлю, что трогательно выглядели на участке Фалиных небольшие домики для кошек, сколоченные хозяином. Нечастый случай, когда высокий интеллект сочетается с умением поработать руками.

Славный был человек Валентин Михайлович Фалин.


Заместитель министра иностранных дел СССР,

посол СССР в Италии Анатолий Леонидович Адамишин

Вспоминая о В.М. Фалине

Из времен международного отдела ЦК КПСС

В принципе (смысл латинского термина «принцип» – «главное, решающее, руководящее», каждый добавит, что это значит в любой данной ситуации…) я не вправе писать даже эпизодические воспоминания о Валентине Михайловиче Фалине. Несмотря на определенное личное расположение, мы совершенно очевидно принадлежали к разным возрастным и статусным группам, не говоря о жизненных опытах в советском обществе. Однако время распорядилось так, что мне было недавно предложено написать свои «заметки» об этом, без преувеличения, уникальном государственном деятеле, а если идти глубже – «Человеке между двух исторических времен». Точнее – о неординарном Человеке времени перехода от советского в некое иное, пока невнятно определенное и переменчивое до сих пор время в истории России. Наследие, запечатленное Валентином Михайловичем в его мемуарах, беседах, интервью и статьях, – все это только предстоит неспешно усвоить современникам, но, надеюсь, и тем, кто последует за нами.

Однако бесспорно и то, что его отличие от классических «советских начальников» настолько разительно, что сразу же и навсегда воспринималось всеми, кто так или иначе был вовлечен в его орбиту (независимо от принятия или отторжения этих качеств). Сразу подчеркну, что по упомянутым причинам я вправе лично комментировать только тот короткий период в деятельности В.М. Фалина, который связан с его ролью руководителя Международного отдела и Секретаря ЦК КПСС, где мне довелось работать в конце восьмидесятых. То был короткий, но яркий период в его жизни, когда он (с большим, на мой взгляд, запозданием, причины которого прочерчены в его мемуарах) был вознесен (но уже вполне закономерно) перестройкой М.С. Горбачева на высший уровень советской иерархической системы. Жизнь и служение отчизне, как я убежден, были для него всегда сопряжены в единое целое, поэтому совсем не случайно, что именно такие люди были востребованы «наверху» в те многообещающие годы. Не берусь судить относительно того, как развивалось и чем закончилось это «хождение в высшую власть» (о том много чего сказано в мемуарах как самого В.М. Фалина, так и других деятелей его круга).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное