Валентин Катаев

— В принципе я ничего не могу возразить против того, что сказал с этой трибуны уважаемый товарищ Пейч. Я бы только хотел задать собранию несколько не столь существенных, но тем не менее достойных некоторой доли внимания вопросов.

(Голоса: «Просим! Говори, Галифакс!»)

— Товарищи, как вы смотрите на возможность уладить конфликт с правительством мирным путем? Лично мне кажется, что это вполне возможно. К чему понапрасну тратить силы, если все равно мы забастовкой никакого толка не добьемся?

(Голоса: «Внимание! Галифакс острит!» Шум. «Тише!»)

— В сущности, наши требования сводятся к следующему: восьмичасовой рабочий день, всеобщее разоружение и все политические права рабочим. Не так ли? В чем же дело? По имеющимся у меня точнейшим сведениям, Матапаль готов пойти на восьмичасовой рабочий день. Политические права? Если не считать некоторых пустяковых ограничений, мы имеем все политические права, вплоть до права жениться без контроля верховного совета предпринимателей и иметь неограниченное количество детей мужского пола (о девочках я не говорю: на черта они нам сдались!). Что же касается всеобщего разоружения, то, на мой взгляд, дело обстоит проще. Из-за чего, собственно, заварилась каша? Пусть СССР разоружится, примкнет к Соединенным Штатам, и дело с концом, не так ли, товарищи?

(Шум. Крики: «Долой!» Свист. Голоса: «Просим!»)

— Ну, что ж, — сказал Галифакс, когда шум в зале улегся. — Ну, что ж. Я сказал все, что должен был сказать. Больше никаких предложений не имею. Однако снимаю с себя всякую ответственность за последствия упорства Пейча. Матапаль шутить не любит. И я не буду удивлен, если завтра у нас в водопроводах не окажется воды, в булочных — хлеба, в кухнях — газа и в лампочках — света.

С этими словами Галифакс сошел, окруженный своими сторонниками, с трибуны и, провожаемый свистками, скрылся в боковом проходе.

— Старая песня! — послышались возгласы. — Басни! Заячья душонка! Долой Галифакса! Да здравствует Пейч!

Заседание было закрыто.

— Этот тип мне не нравится, — сказал человек в кожаной куртке, выходя с Пейчем на воздух.

Пейч задумчиво затянулся.

— Как вам сказать… Пожалуй, вы правы. Однако уже полночь, а нам с вами предстоит о многом переговорить.

…В первом часу ночи Матапаль выслушал живую фоностенограмму заседания стачечного комитета.

— Хорошо, — сказал он и сделал несколько пометок в блокноте.

Затем он позвонил в секретариат.

Одновременно в пяти разных концах города пять телеграфистов приняли в эту ночь пять радиотелефонограмм.

В первых четырех местах: в центральном управлении водопроводов, на газовом заводе № 17, на Бруклинской электрической станции и в мукомольном тресте — радиотелефонограммы были одинакового содержания:

«Немедленно выключить район Реджинальд-Симпля из сети снабжения. Убыток по текущему счету № 711 Соединенного Банка Штатов.

Матапаль».

В пятом месте:

«Начальнику группы № 9. С пяти часов утра вы занимаете пункты у Реджинальд-Симпля по диспозиции № 488. Полная изоляция. точность и своевременность выполнения — на вашей ответственности.

Матапаль».

На рассвете обитатели Реджинальд-Симпля обнаружили отсутствие воды и газа на кухнях.

Затем оказалось, что хлеба в булочных нет.

Тока не было.

Весь район Реджинальд-Симпля был оцеплен группой 9, снабженной наиболее усовершенствованными аппаратами фиолетовых лучей, действовавших на расстоянии одного километра и ослеплявших каждого, попавшего в сферу их влияния, на двое суток.

В десять часов утра над Реджинальд-Симплем пролетело восемнадцать аэропланов, сбрасывающих летучки следующего содержания:

«Прекратите забастовку — прекращу блокаду.

Согласен на восьмичасовой рабочий день.

Матапаль».

Жены рабочих, вышедшие на рынок, были остановлены пикетами группы 9.

Толпы рабочих вышли из домов на улицы.

Их лица были бледны, но тверды.

Пейч быстро вышел из своей квартиры и вмешался в толпу.

Его окружили.

Он взобрался на штабель угля и, решительно вынув изо рта трубку, сказал:

— Товарищи! Мы предвидели это. У нас есть некоторый запас воды и хлеба. Мужайтесь. Карточки на хлеб и воду можно получить у секретаря стачечного комитета.

Толпа женщин кинулась к зданию стачечного комитета.

— Да здравствует забастовка! — кричали одни.

— К черту! Дело зашло слишком далеко! Напрасно мы не послушались Галифакса. Галифакс? Мы пойдем посоветуемся с Галифаксом, — говорили другие.

Но Галифакса нигде не было.

— Галифакс, — сказал второй секретарь, — вы не оправдываете своего жалованья. Вы сообщаете, что в распоряжении стачечного комитета не имеется ни одного килограмма хлеба. Тем не менее оказывается, что хлеба имеется на четыре дня. Что это значит?

Галифакс разгладил медно-красные усы.

— Галифакс, ваш авторитет среди рабочих падает. Поднимите его, и мы поднимем вашу ставку.

В два часа Матапаль произнес коротенькую речь на заседании совета миллиардеров.

Он сказал: