Валентин Распутин. Русский гений

«…Около ево горы высокие, утесы каменные и зело высоки, – двадцеть тысящ верст и больши волочился, а не видал таких нигде. Наверху их полатки и повалуши, врата и столпы, ограда каменная и дворы, – все богоделанно. Лук на них ростет и чеснок, – больши романовского луковицы, и сладок зело. Там же ростут и конопли богорасленныя, а во дворах травы красныя – и цветны и благовонны гораздо. Птиц зело много, гусей и лебедей по морю, яко снег, плавают. Рыба в нем – осетры и таймени, стерледи, и омули, и сиги, и прочих родов много. Вода пресная, а нерпы и зайцы великия в нем, во окиане-море большом, живучи на Мезени таких не видал. А рыбы зело густо в нем: осетры и таймени жирни гораздо, – нельзя жарить на сковороде: жир все будет. А все то у Христа товосвета наделано для человеков, чтоб, успокояся, хвалу богу воздавал».

Зрелые годы. Валентин Распутин (Фото Бориса Дмитриева)

«Святое море», «святое озеро», «святая вода» – так называли Байкал с незапамятных времен и коренные жители, и русские, пришедшие на его берега уже в XVII веке, и путешествующие иноземцы, преклоняясь пред его величественной, неземной тайной и красотой».

Байкал предстает у Распутина как живое, мистическое, уникальное живое творение, которое, как и Россию, «аршином общим не измеришь»: «Со временем Байкал обмерили и изучили, применив для этого в последние годы даже и глубоководные аппараты. Он обрел определенные размеры и по ним стал сравним: его сравнивают то с Каспием, то с Танганьикой. Вычислили, что он вмещает в себя пятую часть всей пресной воды на нашей планете, объяснили его происхождение, предположили, как могли зародиться в нем нигде больше не существующие виды животных, рыб и растений и как сумели попасть в него виды, существующие за многие тысячи километров в других частях света. Не все эти объяснения и предположения согласуются даже и между собой. Байкал не столь прост, чтобы так легко можно было лишить его таинственности и загадочности, но тем не менее, как это и должно быть, по своим физическим данным он поставлен на соответствующее ему место в ряду величин описанных и открытых. И он стоит в этом ряду… потому лишь, что сам-то он, живой, величественный и нерукотворный, ни с чем не сравнимый и ни в чем нигде неповторимый, знает свое собственное извечное место и свою собственную жизнь».

Валентин Распутин. Индигирка, 1985 год. (Фото Бориса Дмитриева)

Байкал – священное море, которое свято для автора «…своей чудесной животворной силой, духом не былого, не прошедшего, как многое ныне, а настоящего, не подвластного времени и преобразованиям, исконного величия и заповедного могущества, духом самородной воли и притягательных испытаний».

Байкал для писателя – один огромный чудесный кристалл, озеро, оказывающее глубокое нравственное воздействие на живую человеческую душу: «А очищающее, а вдохновляющее, а взбадривающее и душу нашу, и помыслы действие Байкала!.. Ни учесть, ни пометить его нельзя, его опять-таки можно только почувствовать в себе, но с нас достаточно и того, что оно существует».

В статье «Видя вокруг прозрения слепых…» В. Г. Распутин признается, что Байкал для него – буквально питающая сила: «Это… нечто живое, отцовское, плоть от плоти и соль от соли которого все мы, живущие рядом, происходим». Вдали от Байкала писатель чувствует себя одиноко: «Я заболеваю, словно сиротею, появляется чувство угнетенности».

«Природа сама по себе всегда нравственна, безнравственной ее может сделать лишь человек, – пишет в очерке «Байкал» Распутин. – …Байкал создан, как венец и тайна природы, не для производственных потребностей, а для того, чтобы мы могли пить из него вволю воду, главное и бесценное его богатство, любоваться его державной красотой и дышать его заповедным воздухом».

Часовня на Индигирке (единственная за полярным кругом) Валентин Григорьевич Распутин, 1985 год (Фото Бориса Дмитриева)

Противодействие тем, кто хочет «сделать природу безнравственной» и есть одна из главных целей публицистики Валентина Григорьевича Распутина. Это попытка не просто спасти природу, а остановить расчеловечевание человека. Автор настроен оптимистически и в конце очерка высказывает надежду даже не на здравый смысл, а на нравственный закон внутри нас: «Когда-то эвенк на берегу Байкала, перед тем как срубить для надобности березку, долго каялся и просил прощения у березки за то, что вынужден ее погубить. Теперь мы стали иными. И все-таки, не оттого ли и в состоянии мы удержать занесенную уже не под березкой, как двести и триста лет назад, а над самим батюшкой Байкалом равнодушную руку, что возвращаем ему сторицей вложенное в нас природой, в том числе и им?! За добро добром, за милость милостью – по извечному кругу нравственного бытия…»