Что способствовало развитию у Вайгеля столь радикальных взглядов? «Виной» всему был, как представляется, бескомпромиссный, стремящийся додумать всё до самого предела философский ум Вайгеля. Он последовательно довёл интенции Лютера до безжалостного логического конца. Лютер всё же был очень «традиционный» мыслитель - и, несомненно, он принимал как данность, что Церкви как таковой всегда присуща антиномичность, двойственность, о которой мы уже говорили выше: она одновременно и Тело Христово, и некая земная институция, не избегающая падшести. Эта падшесть проявляется, в частности, в том, что Карл Барт в своей «Церковной догматике» называл «проклятым католическим "и"» - когда в сочетаниях «Иисус
Однако здесь важно отметить, что при всём том Вайгель, иначе, чем Лютер, но остаётся церковным мыслителем. Цшопауский пастор, несомненно, симпатизировал идеям спиритуалистов, «мечтателей» и «сакраментариев» и иногда (в частности, и в данной книге) сильно склонялся на их сторону, но всё же никогда не доходил до полного отрицания внешнего Слова Божия и Таинств. Спиритуализм Вайгеля - особый: синтетический, вобравший в себя как традицию, так и влияния своего времени. Его мировоззрение продолжает корениться в мистике «Немецкой теологии» и
раннего Лютера[32]
, к которой присоединяется ранее не звучавшее у Вайгеля обращение к «внутреннему слову», расширение понятия «оправдания» до включения в него живого нового рождения свыше и «замена» падшей телесности Адама на небесную телесность Христа. Такой «синтетический спиритуализм» позволяет Вайгелю вывести замечательную и очень верную формулу церковной сочетаемости внешнего и внутреннего: «внутреннее слово»(непосредственное действие Духа Святого в человеке, основа всякого спиритуализма) поверяется и свидетельствуется «внешним словом» (Священным Писанием, которое содержится Церковью); внешнее же слово выражает и запечатлевает слово внутреннее-и всё это в единстве. Священное Писание (и всякая церковная «внешность») отображает внутреннее богообщение, а последнее проверяет свою истинность по тому, совпадает ли оно со Священным Писанием. Тем самым Вайгелю, как никому другому, удалось, на наш взгляд, показать «точку соприкосновения» мистической Церкви - Тела Христова, личного богообщения - и церковной институциональное™[33]
, точку сочетания всякого внешнего и внутреннего в Церкви.Яркость языка, богатство мысли, непосредственность и искренность размышлений над всеми э™ми важными и сложными вопросами делают трактат «О жизни Христовой» одним из наиболее интересных памятников не только вайгелевского творчества, но и раннепротестантской письменности вообще.
* * *
Написав «О жизни Христовой», излив на страницы этого трактата поглощавшие его размышления, Валентин Вайгель ничуть не успокоился, и в том же настроении стал составлять самый объёмный свой труд -сборник проповедей под заглавием «Церковная или домашняя постилла»[34]
(1578-1579). Само наименование уже указывает на полемичность этого произведения - оно явно претендует на противопоставление очень популярным и любимым в Лютеранской Церкви «Церковной» и «Домашней» постиллам Мартина Лютера. В отличие от проповедей незаконченного «Рукописного сборника» эти постиллы Вайгеля не были предназначены для произнесения с церковной кафедры; они явно писались «в стол», «для себя»[35]. Сборник охватывает все праздничные и воскресные дни церковного года, даже те (5-я и 6-я недели по Богоявлении, 27-я неделя по Троице), которые не встречались в церковном календаре ближайших лет (лишнее доказательство небогослужебного назначения этих проповедей). Вайгель продолжает здесь развивать веете темы, которые он поднял в трактате «О жизни Христовой».