Валентина

Пятого ноября пошел снег. Резко похолодало, и вся французская армия сразу превратилась в одно озябшее существо. К голоду и непрекращающимся атакам казаков добавился еще один враг — мороз. Армия отступала на Смоленск, где ожидало подкрепление с запасами пищи и пороха. Само созвучие Смоленск стало словно чудесным талисманом, несущим надежду на теплый кров и горячую пищу. Кавалерия, лихо пересекшая Неман четыре месяца тому назад, теперь еле пробиралась по глубокому снегу, в котором лошади вязли по самое брюхо. У пехоты не хватало теплых шинелей и сапог. Только штаб Наполеона во главе с самим императором мог передвигаться в таких условиях: лошадей подковали специальными подковами для хода по льду, без ведома самого Наполеона. Он бы не позволил для себя таких поблажек. Император и без того был в ужасном настроении. Армия отступала через Бородинское поле, где все еще не были прикрыты снегом трупы убитых товарищей, и вид этого страшного поля очень ударил по боевому духу войска. Даже некоторые из ветеранов не могли сдержать рвоту от запаха разлагающихся трупов… Бои продолжались, но для де Шавеля, следующего в санитарном обозе, это значило не более, чем дальний грохот канонады или мелкая трескотня ружейной пальбы. Списки погибших все разрастались, особенно после кровавой стычки у Вязьмы, где русские одержали верх над арьергардными отрядами наполеоновской армии. После этого де Шавелю пришлось идти пешком рядом с санитарным фургоном, поскольку его место было занято вновь раненными. Колонна несчастных, в которой он ковылял, ежедневно оставляла на дороге павших, изможденных людей в красных мундирах, словно иссохшая осенняя ветвь роняла на снег мертвые багряные листья. Он продолжал носить оружие, как и многие другие ходячие раненые. Они пытались оказывать сопротивление при ночных налетах казаков. Еще опаснее были нападения крестьянских партизан, чьего приближения никто вообще не мог услышать, — так хорошо они знали местность. После этих атак оставались только убитые, с которых была стянута теплая одежда и снято оружие. Командовал арьергардом маршал Даву, но и он был бессилен организовать серьезное сопротивление, потому что люди были смертельно измучены и не могли противостоять свежим силам, подтянутым русскими с Кавказа.

Пасынок Наполеона Евгений Богарнэ подоспел к одной такой стычке со своими двумя дивизионами и по возвращении сообщил императору, что видел, как сражаются раненые без руки, без ноги, без правого глаза… Действительно, де Шавель и Бофуа, оба инвалиды, залегли за большим бревном, ведя огонь по русским, пытавшимся охватить в кольцо главные силы Даву. Бой шел в лесу. Первую атаку удалось отбить, но повторная вынудила французский арьергард отступить.

— Молите Бога, чтобы у них не оказалось в запасе кавалерии, — сказал де Шавель измученному Бофуа.

— Они бы уже давно пустили ее в ход, — отвечал Бофуа, перезаряжая свой пистолет и мучительно трогая повязку на своей искалеченной голове. Его здоровый глаз выглядел воспаленным фурункулом; он схватил какую-то заразу во время этого изнурительного похода.

Бофуа был человек простой, говорил он в основном о своей жене, любовнице, домашних делах, да еще в таком сентиментальном духе, которого де Шавель терпеть не мог. Он постоянно следовал за де Шавелем и постоянно повторял всем его шутку о том, что вместе они составят одного полного солдата, словно лучшей остроты он в жизни не слышал. «И вот он мне говорит: вместе мы будем как один полный солдат: тебе добавится правый глаз, а мне — правая рука! Здорово, правда? Это еще тот парень, наш полковник! Будьте покойны, он еще станет маршалом!»

— Мне кажется, они возвращаются, — тревожно сказал де Шавель. — Нам надо скорее собраться всем вместе, мы слишком многих потеряли… Да, это они! Там, там, ниже, Бофуа!