Валентина

Наконец он собрался и отправился в Варшаву. Там кипела жизнь, город полнился слухами о дальнейшем развитии военных действий; все обсуждали переход короля Саксонии, Великого Герцога Варшавского, на сторону Пруссии. Жизнь была весьма неопределенной, но и довольно интересной. У графа случилась премилая интрижка с баронессой Наталией фон Рот, которая не была ни красавицей, ни богачкой, зато знала толк в практической любви… Их связь оказалась довольно долгой, и граф даже ввел ее в общество своих друзей в Варшаве. Но дамочка принадлежала, по сути дела, к полусвету, и была весьма стервозной. Теодор дарил ей драгоценности и даже подарил ей свою служанку, как бы оставшуюся незанятой после бегства Валентины. Она была привезена им из Львова по случаю, и до его решения о ее передаче баронессе Яна даже ни разу не видела хозяина. Правда, ее еще дважды пороли, и пребольно, по его приказу. Помня о гибкой и жгучей свежести розог, она прислуживала баронессе так же самозабвенно, как служила бы богине. Баронессу вполне устраивала эта девушка, она хорошо шила и имела опыт служанки великосветской госпожи. Единственный раз баронесса оттаскала ее за уши, когда Яна осмелилась отказаться рассказать о своей прежней хозяйке — Валентине. «Да я не помню ничего, уж простите меня», — все повторяла она. Но баронесса, задав ей трепку, тут же и забыла об этой дерзости Яны. Она и так знала историю неудачного супружества своего любовника — от него самого, от знакомых, — и только от праздного любопытства ей пришло в голову расспрашивать об этом еще и служанку. Баронесса ничего не замечала в лице Яны, когда надевала драгоценности, оставшиеся от Валентины, пользовалась ее косметикой и ванной… Ведь Яна молчала и делала, что велят. В этой простой девице было чувство фатальности судьбы, и она не ропща терпела все на пути, ведущем к предначертанной развязке. Пока что ей приходилось покорно служить баронессе, потому что ей не удалось еще занять в доме того места, которое позволило бы ей хоть как-то добраться до ее хозяина. Но, находясь рядом с баронессой, ей многое удавалось подслушать и узнать напрямую. Баронесса заставляла ее делать и такие мелочи, которые Валентина всегда делала сама. Нередкими были приказания сбегать на верхний этаж, только чтобы подобрать платок, оброненный баронессой у кресла…

Граф вскоре настолько привык к присутствию молчаливой и покорной Яны, что вовсе перестал замечать ее. Он беседовал с баронессой так, словно рядом никого не было, кроме разве что комнатной собачки, — а ведь Яна прибиралась тут же в комнате, и уши у нее были всегда открыты…

Особенной гордостью баронессы были ее волосы, которые Яне приходилось расчесывать по сто раз на дню. Жесткие и слегка курчавые волосы баронессы доходили до самой талии и имели довольно неприглядную форму, но, впрочем, графу они нравились.

В одно июльское утро Яна занималась обычным своим делом — расчесывала эти волосы, пока баронесса нежилась перед трюмо с полузакрытыми глазами. Вошел граф, и Яна прекратила равномерно водить гребешком сверху вниз.

Увидев в зеркале своего любовника, баронесса распахнула глаза, улыбнулась и разнеженно протянула ему руку. Они обменялись обычным поцелуем, и граф сказал ей по-немецки, так что Яна не поняла его:

— Дорогая, сегодня утром я получил одно письмецо! Вот оно! Я подумал, что тебя позабавит его содержание!

Граф держал в руке письмо. Яна продолжила расчесывание, бесстрастно глядя в зеркало на отражение баронессы.

— Невероятно! Моя жена и ее любовник выжили в этой чертовой России! Люди тысячами гибли там при отступлении — а эти красавчики остались в живых! Это письмо от него — они оба сидят сейчас в Чартаце.

— О Боже! Какие чудеса! — не очень внимательно отвечала баронесса, разглядывая себя в зеркале. Яна продолжала мерно ее расчесывать. Баронесса ощутила, что ей неприятно это известие. Она все-таки рассчитывала, что граф, будучи вдовцом, в один прекрасный день, когда содержание ее в качестве любовницы станет ему не по карману, женится на ней.

— Так что же он пишет тебе? — вздохнув, продолжила баронесса.

— В это просто нельзя поверить! Представляешь, он изъявляет желание убить меня, чтобы иметь возможность жениться на моей жене! — засмеялся граф нервно. — Это вызов на дуэль!

— Да прекрати ты чесать, дура! — вскрикнула баронесса, обернувшись к Яне. — Ты собираешься драться с этим человеком, Теодор?! Но ведь он бывалый рубака, всю жизнь дрался на саблях, он и вправду может тебя заколоть! Тебе нельзя принимать вызов!

— Но я обязан это сделать, — скучно заметил граф. — Никто в моем роду никогда не проявлял подобной трусости. Видишь ли, правила есть правила. К тому же послушай, что он пишет дальше. Оказывается, он потерял в русской кампании руку и поэтому, имея право на выбор оружия, он выбирает пистолеты! Вот и все! Я плохой фехтовальщик, но стрелять-то уж я умею! Так что я, естественно, застрелю его!

— Ну конечно, дорогой! — сказала баронесса, вставая и с облегчением обнимая его за шею. — Но какой он, должно быть, дурень, если вызывает тебя, будучи калекой!