Валерий Брюсов. Будь мрамором

Чтобы доказать успешное бытование символизма за границей, классиков было недостаточно — требовались современники, причем молодые. «Нас совершенно не интересует современная западная литература, — с сожалением констатировал Брюсов в третьем выпуске „Русских символистов“, имея в виду русскую читающую публику, — особенно поэзия, так что имена ее самых видных (курсив мой. — В. М.) деятелей у нас совершенно неизвестны»^{19}. Первым примером — и первым открытием, сделанным в книжном магазине Ланга, — стал немецкий поэт Франц Эверс, который, несмотря на молодость (на два года старше Брюсова), успел за несколько лет выпустить полдюжины книг. Валерий Яковлевич бурно восторгался: «Это гений, которого уже давно не видал мир! Его лирика выше, лучше и Шиллера, и Гёте, и Гейне, и Ленау, его драма — если и ниже Шекспира, то выше Альфиери и Шиллера! А его книга псалмов („Die Psalmen“), современных псалмов! предвещаний пророка и пророчеств поэта! Нет места говорить о нем, но особенно восхищен я его любовной лирикой (книга „Eva“). […] Эверс бесконечно разнообразен — он пишет философские произведения, романы, стихи»^{20} — и переводил его стихотворения, хотя напечатал только одно. Перевод Эверса для отдельного издания был поручен Миропольскому, который вступил с немецким поэтом в переписку, но не довел работу до конца, в том числе из-за преследований цензуры, запретившей публикацию стихов Эверса и статьи о нем в третьем выпуске «Русских символистов». В 1906 году издательство «Скорпион» анонсировало сборник Эверса, однако русский читатель так и не узнал этого поэта, «еще неизвестного, но уже великого».

Еще одним «неизвестным, но великим» современником был Генрих Шульц. 19 ноября 1894 года Валерий Яковлевич прочитал о нем реферат в Кружке любителей западноевропейской литературы при Московском университете^{21}, где 20 октября огласил свой так и не напечатанный этюд о Верлене^{22}, а 8 ноября реферат об Эверсе. Изложив, с обильными цитатами, содержание основных книг Шульца и сообщив, что в 1890 году тот сошел с ума, Брюсов завершил выступление многозначительными словами: «Деятельность его сама по себе не была значительной, но деятельность десятков Шульцев, являющихся один на смену другому, уже потрясает здание нашей жизни. Они ведут нас к лучшему будущему — будущее всегда лучше настоящего». Слушали его, видимо, с большим вниманием, потому что никто из собравшихся имени Генриха Шульца не знал. И не удивительно: Брюсов придумал его — отчасти по образу и подобию мертвых душ из «Русских символистов», отчасти использовав реального Эверса — в чем сознался лишь три года спустя.

Кружок любителей западноевропейской литературы был основан 5 февраля 1894 года и собирался еженедельно; Брюсов впервые побывал там 21 сентября. Возглавлял его профессор историко-филологического факультета Николай Иванович Стороженко, не сочувствовавший «новым течениям», но разбиравшийся в них. Обязанности секретаря исполнял студент славяно-русского отделения Александр Антонович Курсинский (тезисы прочитанных рефератов сохранились в его архиве), поэт и переводчик, ставший по рекомендации Стороженко репетитором сына Льва Толстого Михаила. Брюсов учился на том же отделении, но познакомился с Курсинским не в университете, а в Русском охотничьем клубе на представлении пьесы Метерлинка «Втируша» 3 мая 1894 года. Среди участников кружка выделялись марксисты Владимир Максимович Фриче, Петр Семенович Коган и Владимир Михайлович Шулятиков, а также Марк Владимирович Самыгин и Ланг-Миропольский. Называю лишь имена, связанные с Брюсовым, поскольку эта среда была для него много важнее, чем те, с кем он сидел рядом на лекциях и семинарах.

Курсинский и Самыгин, получивший известность в литературе под именем «Марк Криницкий», во второй половине 1890-х годов стали друзьями Валерия Яковлевича: первый надолго, второй — до начала 1900-х годов^{23}. Отношения с марксистами закончились идейным разрывом, однако Фриче — «будущий великий критик, преемник Лессинга, ибо после этого писателя не было мало мальски достойных критиков»^{24} — вместе с Курсинским был шафером на свадьбе Брюсова в 1897 году, а Брюсов — шафером на свадьбе Курсинского в 1907 году, хотя тогда прежней близости между ними уже не было.