Валерий Чкалов

Вот два оконца комнатки на втором этаже, которую снимал Ильич в 1910–1911 годах. Это был период работы Ленина по организации партийной школы в местечке Лонжюмо в 20 километрах от Парижа. В эту школу партийные организации России командировали рабочих. В частности, там учился и Серго Орджоникидзе. Владимир Ильич вел занятия в этой школе, для чего ежедневно ездил в Лонжюмо на велосипеде.

Теперь мы на отличном «бьюике» едем как раз по той самой дороге, где когда-то шуршали шины велосипеда скромного человека, неутомимого революционера и борца за новое, светлое будущее человечества.

Лонжюмо… Находим домик, где проходили занятия. Сейчас в этом помещении, больше напоминающем сарай, — маленькая слесарная мастерская. Ее владелец — француз встречает нас приветливо. У него изувечена рука — следы войны. Ему было 19 лет, когда в этом самом помещении, принадлежавшем его отцу, действовала партийная школа большевиков.

Через несколько домов находилось общежитие школы. Стипендия курсантов партийной школы в Лонжюмо составляла всего 200 франков. Прожить можно было только при строгой экономии.

В переулке нам показывают небольшой домик, в мансарде которого несколько месяцев жил Ильич. По скрипящим ступенькам поднимаемся наверх. Скромные комнаты. Бедная обстановка. Здесь жил и работал великий стратег пролетарской революции.

Мы возвращаемся в Париж через район Орлеан. Здесь, на улице Орлеан, 100, был ресторан, где в 1909 году происходили заседания редакции газеты «Пролетарий».

На улице Орлеан мы осмотрели и дом, где помещалась типография, в которой печатались большевистские газеты. Нам рассказали, что кинооператоры засняли все эти места и что исторический фильм, посвященный жизни Ильича в эмиграции, уже готов и переслан в СССР.

Приближался день отъезда на Родину. Чкалов выступил с беседой по радио. Затем мы были на приеме в павильоне печати Международной выставки. И, наконец, в посольстве был устроен в нашу честь прием, на котором присутствовали члены французского правительства, виднейшие представители французского политического мира и общественности. На приеме присутствовали также находившиеся в Париже члены советской делегации на Втором конгрессе международной ассоциации писателей.

На следующий день, 24 июля, в 19 часов 15 минут мы распрощались с Парижем. Побежали километры. С каждым оборотом колес мы приближались к родной Москве, откуда вылетели более месяца тому назад по трассе Москва Северный полюс — США.

А наш краснокрылый друг все еще оставался в Америке, где его должны были разобрать и на пароходе отправить в Ленинград.

ЗДРАВСТВУЙ, МОСКВА!

«До скорого свидания, родная Москва!» — говорили мы, отправляясь в свой далекий и трудный путь. И где бы мы ни были: в полете над суровыми ледовыми просторами Арктики, в шумных городах Америки, на океанском пароходе, возвращаясь в Европу, — всюду мы мысленно обращались к Москве, к столице нашей любимой Родины.

И сейчас, приближаясь с каждой минутой все ближе и ближе к столице, мы с радостью и любовью говорим ей в телеграмме:

«Здравствуй, родная Москва!

Здравствуй, прекрасная столица нашей великой Родины!

В. Чкалов, Г. Байдуков, А. Беляков.

Норд-зкспресс „Париж — Москва“, 26 июня 1937 г.»

Эту телеграмму мы послали нашим великим согражданам, приближаясь к Стране Советов.

Позади остались поля Германии и Польши, короткая, но теплая встреча в Берлине с сотрудниками нашего полпредства.

Фашистское правительство Гитлера сделало все, чтобы в Германии поменьше знали о перелете Чкалова. Десятки полицейских в форме и без формы заполнили перрон, когда мы проезжали Берлин.

У пограничной арки парижский экспресс стоит минуту. Польские легионеры покинули поезд.

— Пограничники! — вдруг слышу радостный крик Чкалова.

Оборачиваюсь. Валерий сжимает в своих объятиях первого встретившего нас советского пограничника.

В темном небе вырисовывается наша ажурная арка — граница между СССР и Польшей.

В вагон входят несколько командиров-пограничников, два-три наиболее расторопных репортера. Через несколько минут в окна врывается яркий свет прожекторов и «юпитеров». Поезд останавливается у платформы станции Негорелое.

Масса народа, цветы, плакаты, слова приветствий — мы на родной земле. Мы дома!

Поезд тронулся. Нас окружили милые, симпатичные советские корреспонденты. В вагоне мы отвечаем на их вопросы.

Прежде всего Чкалов отметил четкую работу метеорологов и правильность их прогнозов.

Последнюю тысячу километров мы пролетели в исключительно тяжелой обстановке: в облаках, при интенсивном обледенении, плохой видимости и встречных ветрах. Посадку — и ту произвели в дождь.

Справилась ли со своими задачами метеослужба? Безусловно. Прогнозы, составляемые нашими и американскими метеорологами, в основном оправдывались.