Валерий Еремеев

Мало ли добра под окнами валяется… На выходе из подъезда их остановили милиционеры и попросили документы. – Это зачем? – спросила Света, пребывая навеселе. – Разобраться надо, – сказал милиционер. – По порядку номеров, или на запчасти? – хихикнула Света. – Да они пьяные, – заметил другой милиционер. – Паспорта давайте. Света достала свой из кстати взятой сумочки, Сергей – из куртки. Документы у них забрали и повезли на “бухан-ке” в отделение. С типами, подозреваемыми в метании бу-тылок из окон. Трескачёв со Светой условились говорить, что заходили в подъезд, разыскивая квартиру приятеля. И долго их не держали. С Сергея на месте взяли деньги на штраф, а Свету и вовсе – так отпустили. Она поджидала его на подъезде отделения. По дороге домой они зашли в магазин и купили водки с закуской. Сергей хотел взять коньяк, но Света сказала: “Хорош выламываться уже!” Ну, на том и по-решили. Под окнами ни кассеты, ни пудреницы они не заметили. – А пожрать чего принесли? – воскликнул с кухни Рога, сидящий за столом с Полиной, даже не поинтересо-вавшись, где они пропадали. – Мне без пропитания нель-зя. Я с голоду расстраиваюсь. Хотя бы консервы с толсто-лобиками?..- А как же! – ответил Сергей, снимая ботинки. – Тебе специально их искали столько времени. Всё чин по чину. Толстолобики, лобик к лобику. Такие, чтоб полобастей. Чтоб с ними хоть в лобовую атаку. Сергей обнял за талию Свету: – Душа моя, а бывала ли ты в лобовых атаках? 3. Сергей достал из настенного шкафчика полюбившее-ся ему печенье. Он вообще любил всякие вкусности, и они у него дома не переводились. Из холодильника достал про-битую банку сгущёнки. Налил себе кофейку. Красота! – Закрыты давно ларьки! – донёсся из раскрытой форточки девичий возглас. “Кто бы мог подумать!” – усмехнулся Сергей и глянул в окно. Недалеко от подъезда какая-то девица тянула за рукав вяло сопротивляющегося парня. – Домой пошли, скотина! – властно велела девица, и парень, вовсе перестав сопротивляться, обречённо по-плелся за ней. Сергей, глядя на удаляющуюся парочку, подумал: “Прикольно, если несчастный тип на самом деле эту девицу знать не знает. Может, она как обычно на охоту вы-шла. Отловила себе пьяного чувака посимпатичнее – благо у нас ночами выбор большой, и: “домой пошли, скотина!” Проспится он и не вспомнит ничего, а тут она ему истории сочинять…” У Сергея таких случаев хватает. Вот не помнит с утра ничего, хоть ты тресни. Они шли со знакомым по улице, и тот встретил какую-то девицу. Начал с ней болтать. А та тоже была с подругой, которая сказала Сергею, что они откуда-то знакомы. Тре-скачёв не помнил её. Наверняка спьяну учудил чего-то. И ему совершенно не хотелось знать, что именно. Поэтому он начал нести околесицу: – Конечно, я тебя узнаю! У меня узнаваемость повы-шенная. Просто – гиперузнаваемость. Я всех узнаю, меня все узнают. Сергей повернул лицо, чтоб она его не видела, и скорчил гримасу проходящему мимо мужичку, похожему на колобка. – Идиот, – буркнул мужичок. – Видала! – воскликнул шёпотом Сергей. – Узна-ют! Ещё никто из прохожих ни разу мне не выкрикнул: умный! Спутник Сергея напоследок сказал своей знакомой: – Ну, тогда до вечера. Приду обязательно. – И друга с собой приводи, – сказала так и не вспом-нившаяся Сергею девица. У них по какому-то поводу должна была состояться веселуха. Трескачёв на неё не пошёл. После он ещё встре-чал незнакомую знакомую на улице. Пару раз даже болтали ни о чём. Но о первой их встрече Сергей не узнал по сей день, да и узнавать не хотел. 4. Сергей пил кофе, хрумкая печенюшками и прикла-дываясь к банке сгущёнки. Ему вспомнилось, как раньше любил вот так, сидя в тишине, пить кофе и курить сигарету. Да так явственно, что захотелось вновь подымить. Просто, глядя в окно, растворяться в свободном течении мыслей. Курить он бросил после того памятного провала на пороге своей квартиры. Но до сих пор на него иногда накатыва-ло сильное желание закурить сигарету. Чтоб убить зави-симость надо убить мозг. От этой мысли его неожиданно оторвал стук по металлическому карнизу за окном. Сергей обернулся и увидел голубя. – Какаду! – хохотнул Трескачёв и подкинул в фор-точку печенье. Оно стукнулось о верхнюю часть наружной рамы и отскочило вниз, на улицу, спугнув голубя, тут же улетевшего прочь. “Вот ведь сейчас кому печенюшкой по голове попало б… – подумал Сергей. – Впрочем, это лучше, чем, спуги-вая птицу, стучать по стеклу и разбить его. Да еще так, чтоб вниз всё обрушилось”. С улицы послышался надрывный кашель. “Убей я его сейчас своей печенюшкой, это б называ-лось эвтаназия”, – подумал Сергей и выглянул в окно. Мужика уж не было ни видно, ни слышно. Трескачёв смотрел на улицу с восьмого этажа. В детстве на такой высоте уже голова кружилась. Сам-то он ребёнком жил на втором. Спрыгнуть можно. Было это когда по земле ещё динозавры ходили. То есть чёрт знает когда, и Сергей учился чёрт припомнит в каком классе. Уроки закончились, но впереди маячила эта – тер-петь невозможно – продлёнка. И вместо того, чтоб где-нибудь шухерить, скоро предстояло вернуться в школу. Но немного времени у них ещё было, – у Сергея… впро-чем, нет, у Серого – так его тогда звали на улице – и его друга, с кем спустя годы будут хохотушек на Пяти Углах цеплять. Они гуляли возле дома Серого, и вдруг увидели на крыльце подъезда коробку из-под торта. Друзья перегля-нулись и одновременно кинулись к коробке. К такой бе-ленькой да аккуратной.- О-а-а! – в азарте закричал друг на бегу. – О-а-а! – перекрикивал Серый. Он оказался чуть быстрее. Когда носок ноги уже летел точно в коробку, и невозможно было отвести удар, в голове промелькнула старая, всем известная фишка про кирпич в ничейном мячике. “Ой!” – воскликнуло в мозгу отчаянье, и нога вреза-лась в картонную упаковку. Сердце сжалось… Но боли он не почувствовал. Коробка подлетела, открываясь, и в сто-роны прыснули ошмётки торта. “Очень много крема”, – тупо подумал Серый. – О-э… – издала нечленораздельный звук тётка, стоя-щая здесь же, на подъезде, прежде оживлённо болтающая по телефону-автомату. Она смотрела округлившимися глазами на веером раз-летевшийся по асфальту торт. Друзья, не говоря ни слова, стремглав кинулись мимо ошарашенной тётки в подъезд. И, только когда они уже летели вверх на второй этаж, пере-прыгивая через ступеньки, с улицы раздался пронзитель-ный крик, словно вой запоздалой сирены.