Валерий Харламов

В этом сезоне впервые в составе ЦСКА на льду появился Вячеслав Фетисов. Один из лучших защитников в истории мирового хоккея, которому на тот момент только исполнилось 17 лет, сыграл в сезоне 1974/75 года всего в одном матче. Опекать его в армейском клубе взялся Валерий Харламов, который видел его несколько лет назад в том самом дворе, где жил его дед.

Вячеслава Александровича, тогда просто Славу, пригласил на сборы сам Константин Борисович Локтев. По словам Фетисова, ему повезло, что свою профессиональную карьеру он начал в пятерке Петрова. «Естественно, они уже были мэтры в то время, и вдруг к ним в пятерку пацана поставили. Наверное, иногда я делал не то, что им нравилось. Но они терпели. В основном это был Валерка, он меня во всем поддерживал. Иногда он буквально шипел на Петю (Петрова) с Борей, когда они начинали на меня голос повышать. А в плане отношения к делу, скажу вам прямо: он тренировался больше всех и в ЦСКА, и в сборной. Последним уходил с тренировки. Потом подкачивался еще отдельно в спортзале. Он был настоящий профессиональный человек. Любил жизнь. Это тоже немаловажный фактор. Он все время говорил нам, молодым: “Ребята, получайте удовольствие от всего”. “Кайф” — такого слова тогда не было, было слово “удовольствие”. “Так вот, получайте радость от того, что вы делаете. Ведь все быстро закончится: слава, поклонники”. Он все время предупреждал нас молодых, говорил: “Я вот вижу, как несколько поколений игроков карьеру закончило. На их примере понимаю, что после того, как закончите играть, вы будете никому не нужны уже. И к этому также надо быть готовым”», — вспоминал в беседе Вячеслав Фетисов.

Доверительные отношения установились у Валерия Харламова и с Владимиром Крутовым, который дебютировал в ЦСКА в 1977 году в игре против «Крыльев Советов».

«Для нас, молодых армейцев, уважение к старшим было определяющим фактором. Так мы воспитаны были. С другой стороны, мы понимали, что уважение на льду ты должен доказывать все время. Там уже никаких авторитетов не должно было быть. И где-то как-то быстро наши интересы с Валерой пересеклись. Он к молодым тянулся. Когда мы пришли в команду, он меня и позже игроков моего поколения взял как бы под крыло, под свою опеку. Мы дружили с ним, наша пятерка, Крут, Макар, Касатон и я, — вспоминал Вячеслав Фетисов. — Характер на льду у Валеры был фантастический. Он был настоящий боец. И все эти его фирменные движения, обводки, его уникальный бросок в ближнюю девятку там, где практически шайба может только впритирку пройти, — всё это было его, харламовское. На тренировке он почти десять из десяти таким образом попадал. Тот же Третьяк знал, что все равно от Валеры последует такой бросок, но каким-то движением тот умудрялся обхитрить его… Он Володю Крутова нестандартности на льду все время учил. Когда Володя один на один выходил, то нельзя было угадать, что он сделает. У Валеры был принцип: ты для себя должен до последнего не принимать решения. Володьки Крутова тоже, к сожалению, больше нет в живых. Они по духу были близки очень. Невостребованность для таких людей, как Валера, — это смерть по большому счету. С Володей Крутовым так и случилось».

Опекая этих талантливых ребят, Харламов конечно же вспоминал свою юность, то, как таким же молоденьким парнем пришел в легендарный ЦСКА Фирсова, Рагулина, Альметова и других хоккейных талантов. Старался уберечь их от ошибок, подсказать, посоветовать что-то с позиций своего опыта, своей блистательной карьеры.

«Словами не передать, насколько он был глобальным человеком в плане открытости. Русский мужик с испанским колоритом, с жаждой жизни, жаждой какого-то удовольствия от всего, что он делает. Не злобный был, не завистливый. Был волшебный человек, своим обаянием как магнит притягивал; конечно, и к нему все тянулись, особенно молодые. Для нас он был и старшим товарищем, и старшим братом, как-то всё вместе», — вспоминал один из лучших защитников в истории мирового хоккея.

Между тем харламовское ощущение свободы, его желание радоваться жизни, выйти за рамки серых буден не нравились советским чиновникам. «Ветер дул» со стороны аппарата партийных идеологов во главе с Сусловым, человеком зашоренным, застегнутым, в прямом и переносном смысле, на все пуговицы, признающим лишь партийные догмы и лишенным каких-либо жизненных удовольствий. Примерно по той же схеме, как расправились с Бобровым, доводя до чиновников сплетни о его «загулах и ДТП в пьяном виде», пытались доброжелатели опустить с «небес на землю» Харламова и его друга Мальцева.