Читаем Валерий Харламов полностью

«С мистера Харламова, когда он был на льду, нельзя было спускать глаз ни на секунду. Я понял это после первой же встречи осенью семьдесят второго года, когда он забил мне два гола. Он бросал шайбу сильно, точно и, что опаснее всего, часто неожиданно», — скажет позже вратарь канадцев Кен Драйден.

В конце игры стадион еще раз взорвало. «Форум» бурлил как вулкан, только не от ликования, а от негодования. Болельщики стали бросать на лед всё, что у них было под рукой. Зонтики, сложенные вчетверо газеты, даже курительные трубки. Дело в том, что в то время, как советские игроки стали стягиваться в центральный круг, чтобы обменяться рукопожатиями с соперниками, как они к этому привыкли, канадцы, понурив головы, словно нашкодившие школьники, тихо ушли со льда через открывшуюся у борта калитку.

«Никогда не забуду, как зрители улюлюкали нам вслед, — писал в книге «Гром и молнии» Фил Эспозито. — Они материли нас буквально с трибун. Такого позора в своей жизни я больше никогда не переживал. Я тогда откровенно сказал на всю Канаду: не наша вина, что русские играют так хорошо. О том, что у них есть сильные игроки, мы ни черта заранее не знали. Мы думали, что эти комми только идеологически накачаны. А у них оказались мускулы, быстрые ноги и острые клюшки». Уход со льда без традиционного рукопожатия — этот некрасивый жест канадцев — потом критиковали и симпатизировавшие им до игры местные журналисты. Мол, если проигрываете, то не грубите, не теряйте своего достоинства. На следующий день после матча, 3 сентября, вся Канада сникла, будто погрузившись в национальный траур.

А когда игроки сборной СССР остались на льду одни, грянули аплодисменты. Искушенные канадские болельщики признали талант советских хоккеистов. Наши вернулись в раздевалку счастливые, едва не падая с ног. «Ребята не обращали внимания ни на ушибы, ни на травмы, а после игры все едва дышали, едва добрались до раздевалки. Но были счастливы, и потому к следующему матчу, к сожалению, нами проигранному, готовились так, как будто трудная победа потребовала не слишком много сил», — признавался Валерий Харламов.

После матча в раздевалку советской сборной забежал взволнованный от счастья посол СССР в Канаде: «Спасибо за всё, что вы сделали сегодня, — я такого и за 20 лет бы не сделал. Мы сегодня договорились с канадцами о поставках пшеницы на пять лет вперед!»

Тогда на свитерах хоккеистов не писали фамилии. Более того, болельщики не знали советских игроков в лицо, а диктор на монреальской ледовой арене всякий раз, когда называл фамилии, неизменно их «коверкал». Журналист Владимир Дворцов, в ту пору спецкор ТАСС, освещавший серию, вспоминал, что из всего советского состава «более или менее правильно именовали лишь одного Анисина, и то потому, что в Северной Америке было довольно распространено лекарство под названием “Энисин”». Но после матча в Монреале советских хоккеистов узнавали на каждом шагу, где бы они ни появлялись. Для них было непривычно, что к ним сразу бежит толпа людей, всем им были нужны автографы, причем каждый непременно хотел поговорить с Харламовым.

Канадские хоккеисты были ошеломлены его игрой. «То, что он делал с канадскими игроками, было для них очень пугающим. Канадцы всегда смотрели на Харламова с открытыми ртами. Они просто не могли принять его. По их меркам он был просто тощий парень. Но на льду он становился фокусником», — писал живущий за океаном известный историк хоккея Артур Шидловски. «Клянусь, что теперь все до одного в Канаде знают, что отчество Валерия Харламова — Борисович, а Владислава Третьяка — Александрович. Всё было приготовлено для великого торжества канадского хоккея. Но приехали русские и всё испортили, показав 60 минут такой игры, какая нам никогда не снилась», — писал вратарь канадской сборной Кен Драйден в вышедшей спустя год после суперсерии книге «Хоккей на высшем уровне».

Гарри Синден, который был тренером канадской команды в 1972 году, сразу же после первой игры понял, что Харламов, с его «глубиной мастерства», является ключевым элементом российской атаки. «Он был нашей главной мишенью. Каждую ночь меня терзали сомнения, как же справиться с этим парнем. Он был настоящий динамит», — признавался годы спустя Гарри Синден. И добавлял: «Тот факт, что Харламов никогда не играл в НХЛ, ничего не значил. Доказательство его ценности состояло в том, что в качестве игрока он преуспел против самых лучших защитников в мире. Серж Савар, бывший игрок “Канадиенс”, полагал, что Харламов — один из величайших игроков, которых он когда-либо видел, и это мнение было достаточно показательно для меня».

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное