Валет червей

— Разве не так обстоят дела и с тобой, Лизетта? Истинной дочерью революции? Ты постоянно завидовала, признайся. Ты позволила зависти пропитать всю твою жизнь. Ты выстроила картину, с самого начала опирающуюся на фальшивые посылки. Теперь я ясно вижу, как все это произошло. Это естественный вывод. Тогда ты была любовницей Шарля, и тебе было приятно, поскольку он собирался жениться на Софи. Не умышленно ли ты бросила цветок в его квартире, чтобы она заподозрила меня? Ты ведь всегда любила драматизировать события, не так ли? Тебе, должно быть, доставляло удовольствие быть его любовницей в то время, как он был обручен с Софи, но когда речь зашла о ребенке…

Лизетта взорвалась:

— Он должен был жениться на мне. Я думала, что он женится. Я думала, он заставит графа признать меня своей дочерью. Так почему же он не поступил так? Ты вышла за Шарля.

— Я была дочерью графа, Лизетта.

— Я тоже его дочь. Да… Да…

Я вздохнула. Говорить с ней было бесполезно. Она не откажется от своей навязчивой идеи, хотя в душе сознает, что мы с тетей Бертой рассказали ей правду.

Она должна продолжать верить в это, ведь вся ее жизнь была построена на этой вере. Она срослась с ней и не в силах признать правду. Даже представ перед кровожадной толпой, она заявила: «Я аристократка».

Господи, какой же она была дурой!

Но была ли я сама намного умнее ее? Я кривила перед собой душой. Я боялась. Я тосковала по Дикону — ах, как далеко теперь находился мой милый Эверсли! — и отказалась соединиться с ним. Я без конца лелеяла свои страхи и подозрения. Я всегда знала, что Дикон далек от святости. Очень далек. Но это тот Дикон, который мне нужен, и что-то извращенное во мне заставляло отказываться от него, не принимать его таким, какой он есть… что, собственно, и есть естественное восприятие человека. Нельзя лепить людей в соответствии с собственными представлениями о них. Любить можно цельную личность… со всеми ее недостатками и достоинствами, как я, собственно говоря, и любила Дикона.

Я попыталась представить его себе. Вернулся ли он в Эверсли? Интересно, что он сказал, узнав о моем отъезде?

Я стала благодарить Бога за то, что мой отец не дожил до этих событий. Я благодарила Бога за то, что мои дети сейчас в Англии и избежали этого ужаса.

Шум утих, я подошла к окну и выглянула на улицу. Я отчетливо видела, как он пробивается на коне сквозь толпу. Леон Бланшар! Наверное, он едет в мэрию. Видимо, он отдаст распоряжения и прикажет освободить Лизетту.

— Лизетта, — крикнула я, — смотри, это Леон Бланшар!

Она мгновенно оказалась возле меня.

— Он приехал за мной! — воскликнула она. — Леон! Леон! — кричала она, но он не слышал ее и даже не смотрел в сторону окон мэрии.

— Я должна спуститься к нему! — быстро проговорила она.

Она подбежала к двери. Дверь была заперта. Она снова бросилась к окну, начала колотить по стеклу кулаками. Я увидела кровь на бархате цвета спелой сливы. Она выбила стекло и вышла на балкон. Я услышала ее отчаянный крик.

— Леон! Леон! Я здесь, Леон! Спаси меня от этого сброда!

Я уже не видела Леона Бланшара. Толпа уставилась на наш балкон. Лизетта прыгнула и исчезла из виду.

Толпа ахнула и умолкла. Потом они слегка двинулись вперед. Раздался оглушительный крик. Факелы слабо освещали эту сцену. Я увидела поднимающуюся окровавленную руку, державшую бриллиантовое колье.

Я все еще стояла у окна.

Я продолжала стоять там, пока они уносили изуродованное тело.

Внизу стало потише. Мне было дурно от того, что я видела, мне хотелось лечь на этот жесткий пол и провалиться в беспамятство, чтобы забыть весь этот ужас. Я чувствовала, что если мне и удастся выйти живой из всего этого, меня до конца дней моих будут преследовать воспоминания о Лизетте с фанатичным блеском в глазах. Жизнь превратилась в сплошной кошмар, и я надеялась, что конец уже близок.

Я лежала, скорчившись, на полу. Я чувствовала себя отчаянно одинокой. Мне страшно хотелось оплакать Лизетту. Все годы, наполненные затаенной злобой… она была любовницей Шарля… Продолжались ли их отношения, когда я была в Англии, а она оставалась вместе с ним? Впрочем, какое это имело значение теперь? И зачем задумываться над этим? Вскоре за мной придут.

Я подошла к окну и выглянула. Мои глаза обратились к фонарному столбу. В слабом свете я видела темную жидкость, текущую по булыжной мостовой. Я поняла, что ручеек вытекает из винной лавки, разграбленной толпой. Какие-то люди копошились на мостовой, черпая ладонями жидкость из лужи и поднося их ко рту. Какая-то женщина попыталась высоким срывающимся голосом затянуть песню, но мужчина непристойным выражением велел ей заткнуться.

Большинство из них были пьяны. Некоторые сидели на мостовой, прислонившись к стене. Они продолжали нести свою вахту у мэрии. Сегодня вечером они уже наблюдали один спектакль, теперь предвкушали второй. Им был нужен только приказ, чтобы они бросились штурмовать мэрию.

Смотреть на них было невыносимо. Я села на пол, прислонилась к стене и закрыла глаза. Если бы только я могла уснуть и проспать до тех пор, когда они придут за мной…