Валет червей

В конце концов я почти убедила себя, что меня спасла именно Карлотта, вернувшаяся из потустороннего мира. Уже по этому выводу можно судить о том, в каком состоянии я была. Я всегда считала себя практичной женщиной. Французы вообще пользуются славой людей практичных, а я ведь наполовину была француженкой. И все же временами у меня появлялось такое чувство, что с тех пор, как я приехала в Англию, меня опутала паутина, из которой, может быть, мне так и не удастся вырваться. Конечно, это было абсурдным чувством, но следовало во всяком случае признать его наличие.

У меня складывалось впечатление, что за мной следят. Если я, возвращаясь в дом, бросала взгляд на окна Гризельды, то улавливала там какое-то быстрое движение. Казалось, кто-то следит за мной, но старается отпрянуть от окна, чтобы остаться незамеченным.

Я могла отнести это на счет любопытства старухи, поскольку, по словам Сабрины, она была не в своем уме, но этим дело не ограничивалось. Временами мне казалось, что за мной наблюдают из галереи, коридоров, иногда я даже бросалась в ту сторону, откуда, по моему мнению, за мной наблюдали, но там никого не оказывалось. Уж во всяком случае старуха не была настолько проворна, чтобы делать вылазки в Эндерби и лазать в окна.

Со времени нашего приезда здоровье бабушки значительно улучшилось, и мать снова начала говорить о возвращении домой. Сабрина и бабушка огорчились.

— Так чудесно было снова увидеть вас, — сказала Сабрина. — Эта встреча много значит для всех нас. И Дикон, благодаря вам, побыл с нами. Уж давно он не задерживался в Эверсли на такой долгий срок.

Я сказала, что наши с мамой мужья будут за нас волноваться, а мать добавила, что мы получили разрешение на поездку лишь при условии, что она будет непродолжительной.

Я решила, что до отъезда мне необходимо повидаться с Гризельдой, и в один прекрасный день отправилась в ту часть замка, где, как я знала, были расположены ее комнаты.

Здесь было очень тихо, и, пока я поднималась по короткой прямой лестнице и шла по коридору, мне никто не встретился. Я прикинула, где должна находиться комната, из окна которой за мной время от времени наблюдали.

Подойдя к двери, я постучала. Ответа не было, я подошла к следующей двери и снова постучала.

Ответа не было и теперь, но я чувствовала, что за дверью кто-то есть.

— Простите, можно войти? — спросила я.

Дверь резко распахнулась. Передо мной стояла старуха. Седые волосы выбивались из-под чепца, бледное лицо и глубоко посаженные глаза с огромными белками создавали впечатление, что их обладательница постоянно чем-то изумлена. Она была в платье из муслина в узорах с высоким воротником и узкой талией и казалась очень хрупкой.

— Вас зовут Гризельда? — спросила я.

— Что вам от меня надо?

— Я хочу познакомиться с вами. Скоро я уезжаю и перед отъездом решила навестить всех, кто живет в этом доме.

— Я знаю, кто вы, — произнесла она таким тоном, словно это знание не доставляло ей особого удовольствия.

— Я мадам де Турвиль. Когда-то я жила здесь.

— Да, — сказала она, — до того, как сюда приехала моя госпожа. Тогда вы жили здесь.

— Нельзя ли мне войти и немного побеседовать с вами?

Довольно неуклюже она отступила назад, и я вошла в комнату. Я была изумлена, увидев Джонатана, встающего из кресла мне навстречу.

— Здравствуйте, — произнес он.

— Джонатан! — воскликнула я.

— Джонатан хороший мальчик, — проговорила Гризельда, потом повернулась к нему:

— Мадам де Турвиль считает, что ей нужно со всеми познакомиться, поэтому она зашла ко мне.

— Да, — ответил Джонатан. — Я могу идти?

— Да, иди, — согласилась она. — Приходи ко мне завтра.

Она обняла его и нежно поцеловала. Он попытался освободиться от ее объятий, бросив на меня смущенный взгляд, словно извиняясь за то, что его насильно вовлекли в столь демонстративное излияние чувств.

Когда Джонатан вышел, Гризельда сказала:

— Он хороший мальчик. Он ухаживает за мной и помогает мне.

— Вы никогда не расставались с этой семьей, — сказала я.

— Я была нянькой. Я приехала со своей госпожой. Господи, лучше бы мы этого никогда не делали.

— Вы имеете в виду леди Изабел?

— Его жену. Мать юного Джонатана.

— И Дэвида, — добавила я.

Она промолчала, но поджала губы. Ее глаза, казалось, стали еще больше и производили впечатление совсем диких.

— Я видела вас, — произнесла она тоном обвинения. — видела вас… с ним.

Я бросила взгляд в сторону окна.

— Думаю, это вас я видела здесь… время от времени.

— Я знаю, что происходит, — сказала она.

— О, неужели?

— С ним, — добавила она.

— О…

— Я никогда не прощу его. Знаете, он убил ее.

— Убил! Кто кого убил?

— Он убил. Хозяин. Он убил мою девочку, мой маленький цветочек.

Ее глаза наполнились слезами, рот искривился, она сжала руки и показалась мне совсем безумной.

Я мягко произнесла:

— Не думаю, чтобы это было правдой. Расскажите мне про Изабел.

Выражение ее лица так мгновенно изменилось, что я была поражена.