Валгалла

В общем-то, в стремлении к безопасности ничего плохого нет, но даже здесь можно перегнуть палку. Если мозг робота вынужден совершать миллион операций в секунду, чтобы просчитать, не нарушает ли то или иное действие Первого Закона, значит, в это время он не способен ни на что другое, а следовательно, любая другая продуктивная деятельность робота замедляется в миллионы раз. Таким образом, огромное количество времени, необходимого для подобных просчетов, и значительная часть самого позитронного мозга работают впустую.

Фреда захотела узнать, как поведет себя робот, у которого эта система ослаблена, а то и вообще отсутствует. И очутилась в тупике. Для того чтобы создать позитронный мозг, не ограниченный Тремя Законами, необходимо было начинать с нуля, отбросить все эти тысячелетия улучшений и модификаций, практически в буквальном смысле вырезать позитронные извилины вручную. Даже если бы она решилась на такой шаг, позитронный мозг, который получился бы в результате подобной попытки, оказался бы настолько слабым и неэффективным, что это лишило бы эксперимент всякого смысла. Какой резон экспериментировать на роботе, который вряд ли будет способен на какие-либо самостоятельные действия?

Круг замкнулся. Позитронный мозг – это роботехника, а роботехника – это позитронный мозг. Два эти понятия настолько слились друг с другом, что для большинства исследователей казалось немыслимым думать об одном, одновременно абстрагируясь от другого.

Однако Губер Эншоу был не таким, как все остальные. Он нашел способ выделить базовый, лежащий в основе позитронного мозга слой и заставить кусок пористого палладиума мыслить, говорить, контролировать тело, а затем выборочно перенести эти способности на гравитонную структуру.

Позитронный мозг можно сравнить с книгой, на каждой из страниц которой снова и снова повторяются неизменные заповеди Трех Законов. Таким образом, каждая из ее страниц наполовину занята бесконечным повторением одного и того же, а ведь на этом месте могла бы помещаться другая, более полезная информация. Что же касается гравитонного мозга, то он в большей степени напоминает книгу с чистыми страницами, на которых можно писать, не возвращаясь еще и еще раз к тому, что уже единожды написано.

Открытие Эншоу не захотела использовать ни одна из лабораторий роботехники, и только Фреда сразу же вцепилась в него, подпрыгнув от радости при мысли о том, какие перспективы сулит подобный прорыв.

Калибан был ее первым проектом на этом поприще и полностью провалился. Фреда намеревалась провести тщательно контролируемый эксперимент по тому, как станет вести себя робот, освобожденный от ограничений, налагаемых Тремя Законами. Долгие годы работы в одном направлении, сама природа роботехники и позитронный мозг делали такой опыт невозможным, но, получив в свое распоряжение гравитонный мозг, Фреда быстро двинулась по направлению к цели – созданию «беззаконного» робота – Калибана. Ему и была отведена роль подопытного. По расчетам Фреды, он должен был существовать в ограниченном, закрытом пространстве под пристальным наблюдением. К сожалению, Калибан сбежал раньше, чем начался эксперимент, и спровоцировал кризис, после чего едва не рухнуло Правительство и не сорвалась программа преобразования климата, от которой зависела судьба всей планеты.

Вторая катастрофа оказалась связана с Новыми роботами – такими, как Просперо. Вообще-то Фреда построила первого из них даже раньше, чем Калибана, и люди считали, что Калибан появился первым лишь потому, что узнали о нем раньше.

Что же подвигнуло Фреду на создание Калибана и роботов с Новыми Законами? В первую очередь озабоченность тем, что традиционные «трехзаконные» роботы подавляют инициативу человека, а также чудовищная пустая трата их труда. Чем сложнее становились роботы, тем более навязчиво они начинали опекать людей, не позволяя им делать самостоятельно почти ничего. Это положение осложнялось и поведением самих людей, заставлявших роботов выполнять самые незначительные, самые бессмысленные задания. Было вполне обычным делом, когда завтрак, обед и ужин готовили три разных робота, четвертый выбирал для хозяина вино к ужину, а пятый занимался только тем, что вытаскивал из бутылки пробку. Даже если у человека был всего один аэрокар, он вполне мог иметь пять или шесть роботов-пилотов разного цвета, чтобы они соответствовали тому или иному наряду своего хозяина.

Роботы представляли собой ничтожную ценность – как в глазах хозяев, так и в собственных – и в связи с этим подвергались бессмысленному уничтожению, оберегая своих хозяев от опасностей, которых можно было легко избежать, а то и вовсе без повода.