– А что колбаса? – спросил Бусик. – Она в любом виде хороша. Разве нет?
– Может быть. Может быть. – не согласился, но настаивать не стал Арсений Петрович. Но «Антімосковьску» есть не стал. Он к колбасе в любом виде относился равнодушно. А здесь и вовсе внутри своей души, взбодренной советским средне-специальным образованием, чувствовал некий стилистический и эстетический перебор. Такой же как эти невыносимые мертвоголовые шевроны. У хлопцев с Тернополя их было особенно много. У некоторых сразу несколько штук. « Все же кто-то из нас не украинец» – думал Арсений Петрович, пока набивал патронами ленту своего ПКМ. – « Не может быть, чтобы так все совпало». Налет начался сразу же после ветреного и холодного до рези в глазах заката. Арсений Петрович привычно и умело сполз по стенке окопа. Сел на вторую запасную каску СШ-68. Он носил ее на своем дембельском ремне вместе с железной фляжкой. Арсений Петрович по-быстрому слазил за пазуху. На обратной стороне календарика с видами рождественского Киева жена приклеила бумажку с написанной от руки молитвой. Никогда Арсений Петрович особо не верил и до сих пор сомневался. Но вот в этой вот бумажке что-то определенно было. Живой Арсений Петрович тому живое свидетельство. Сегодня насыпали особенно отчаянно. 152-м коронным. От него полувековые деревья превращались в брызги. Взрывы дырявили жирную и нежную землю. Арсений Петрович вздрагивал вместе с землей и небом. А потом наступил Град. Красно-желтые когти разорвали черничную ночь в клочья. Закапал, пролился густой, дымящийся и кровавый сок. Совсем рядом, поверх разрывов, Арсений Петрович услышал заполошный и больной крик. Он прищурился и ничего не увидел, кроме не ясных оттенков дрожащей и ревущей взрывами ночи. Арсений Петрович упал на корточки и пополз на крик.
– Что? Говори, парень! Зацепило?
– Нога. Ой, мамо! – молодой теробороновец лежал на боку, но пытался ползти вперед, не ведомо куда, цепляясь длинными и бесполезными руками за не ласковую и ставшую чужой землю.
– Сейчас, сейчас, малюк. – У Арсения Петровича была отличная британская аптечка. Плюс русский артиллерийский бог помог. От реактивных Градов запылала лесопосадка и в жарких и ярких отсветах Арсений Петрович отчетливо видел бедро вспоротое осколком. Он сделал раненому обезболивающий укол и перебинтовал наскоро рану.
– Сейчас. Пару минут и отпустит. – говорил Арсений Петрович. – Куда ты? Стой, дура!
Ошеломленный раной и первым боем молодой теробороновец безуспешно пытался уползти. Зарыться, спрятаться.
– Гена! Азаренок! – Арсений Петрович поймал своего побратима в моменте, когда тот пытался выбраться из окопа. Азаренок обернулся. Глаза круглые, уже не местные.
– Тикай, Арсений Петрович. Танки!
– А приказ?
– С ума не сходи. Это Северодонецк, а не Сталинград. А мы…Э-э-э. – Гена Азаренок махнул рукой, выбрался из окопа и побежал, пригибаясь, между разрывами в сторону родимого Нежина. Арсенний Петрович инстинктивно дернулся следом, потом опомнился и посмотрел на раненого.
– Бросай мени, дядько. – раненый махнул головой. – Я бы бросил.
– Ладно. – согласился Арсений Петрович . – Тебя как зовут? На всякий случай.
– Осипенко Славик. З Рафаиловки.
– А я Котик.
– Иди ты. – Славик от удивления позабыл на мгновение про боль и перешел с «соловьиной» на «язык ворожнечы».
– Вместе пойдем.
Арсений Петрович тяжело и с остановками поволок Славика по разбитому, хоженому-перехоженому русскими пушками окопу. Видел брошенного на бруствер и мертвого Бусика. Хорошего мужика пропавшего целиком в нехорошем деле. Славик становился все тяжелее и тяжелее, но Арсений Петрович не сдавался. От усталости и упрямства он даже не услышал как вместо снарядов и ракет на их разгромленный укреп со всех сторон налетела тишина. Расстреляла истерзанную ночь и оставшуюся под ней жизнь неконвенциональным безмолвием. Но потом Арсений Петрович услышал. Хлесткое и короткое. То, что должен был, конечно, сказать он, но так вышло, что сказали ему.
– Хенде хох!
Темная фигура в каске встала на пути Арсения Петровича.
– Что у тебя, Лёх? – к темной фигуре присоединилась еще одна. Такая же. – Немцев поймал?
– Они самые. С пылу, с жару, родненькие.
Русские, а это были именно они, отобрали у Арсения Петровича Славика и автомат. Славика положили на носилки. Сказали, что в госпиталь. Арсения Петровича просто повели, сказали, что в плен. Поселили вместе с другими «немцами» в городке очень похожем на родной городок Арсения Петровича, но в Брянской области. Даже парк Челюскинцев присутствовал! Кроме Вали Котика. В Брянской области он стоял там где и положено, а Арсений Петрович был немцем.
– Все вверх ногами. – говорил про себя Арсений Петрович. – Я вверх ногами.
А потом из Таганрога приехала дочь и забрала Арсения Петровича с собой и вместе с войной. Той что теперь с Арсением Петровичем навсегда.