Почему и она, после окончания этого кулька, да и института, перебралась в Москву, а затем и вовсе укатила к этой неаполитанке, к этой тетке, которая по переписке с нею обещала, что ее она не обидит. Но как же Яна тогда опростоволосилась, обещанием этой парализованной тетки. Когда она впервые у нее в доме объявилась, Яна была восторге за себя, что она, наконец, вырвалась за границу, почувствовала себя раскрепощенной, и она думала, что эта ее работа за границей, будет такой легкой, как прогулка. Но с первой минутой она, в глазах этой тетки, увидела не то, что восторг, а какое-то болезненное любопытство – это как в зоопарке, посетители глядят на диковинную мартышку, розовый зад. Также и эта неаполитанка, глядела на нее настороженно, с любопытством. В глазах ее, тетка все хотела увидеть, наконец, эту загадочную душу, этой русской. Ведь за границей, народ, живущий там, не понимает, откуда приехала Яна. Есть там и другие национальности, живущие среди русских. Но там, по их понятием, раз человек приехал из России, то, получается, там живут только «Руссо Иваны». Поэтому, она Яну звала, подзывая ее к себе: «Руссо, Руссо». Этого Яна могла еще вытерпеть, но вот, когда она принимала душ, или переодевалась, эта болезненная старушка, доходила до того, что без зазрения совести, заглядывала даже под нижнее белье, проверяя, чиста ли надеванное Яной платье. Тогда, Яна кричала на нее, объясняя: «Не мы ведь с годами не мылись?! Помои сливали из окон. Что историю свою забыли? А у нас, даже тупые крестьяне в деревнях, моются в каждую неделю в бане, с березовыми вениками. Показала бы я тебе, умрешь ведь от нашей русской бани. Вскоре, Яна так насытилась с этой заграничной жизнью. Да и спасибо неаполитанке, освободила она ее от ежедневного унижения: утку под нее совать, выслушивать от нее всякую ерунду, о русской загадочной душе, сильно заболела, родные ее увезли на лечение в больницу. А Яна, оставшись без дела, без этой неаполитанке, заторопилась Москву. Языковым барьером, она сильно преуспела и поняла. В Москве она без работы не останется. Так и получилось. Нанялась в ново русской семье, учительницей их чада. А эти свои,» русские», с ума, видимо, стали сходить от этих шальных денег. Живя в России, зарабатывая эти шальные деньги тут, они, и правда, не любили «эту» страну, обычаи, язык, подавай только им все нерусское, заграничное. Яну страшно даже забавляло, когда она слышала их «русскую», коверкающую речь. Как говорится, тут без переводчика нельзя было не обойтись. В речах их, сплошной восторг запада. Иногда Яна, устало говорила себе, удивленно слушая их овечью речь: «И эта наша элита, выходит? Об этом мечтала веками, наша за долбанная Русь?» Но долго грустить Яна не умела. Платили ей эти ново русские прилично. В Москве с такими деньгами, можно было жить не плохо. Вот, открылось «окно», ново русские укатили на некоторое время за границу со своим чадом, а ей, что, ждать их, когда они объявятся снова в Москве? Раз уж так получилось, представилось побыть на своей исторической родине, то почему бы ей этим не воспользоваться. Обязательно воспользуется она этим «окном». Денег у нее теперь свободных, предостаточно. Зачем ей копить, дрожать за них. Жалко, вот, замуж никто ее не звал. За плохих мужиков ей не хочется терять время, а достойные, будто, все заняты. Даже переспать с кем попало, ей тоже не очень хочется. А пора ей уже завести детей. Ведь ей уже немало лет, а познать истинную любовь ей так не довелось. Может, она сама была виновата в этом? Кто с нею хотел, она его сама отшивала, как только в нем распознавала, временщика. И Кирилла своего, провинциала, пришлось ей забраковать.
«Какой он муж – говорила она. – Очкарик, да и невзрачный еще».
А девушка она была видная. Высокий рост, груди торчком торчат. Зад у нее – мужики просто падают. А какая она еще продвинуто умная была. Нет, все же она ошибочку тогда совершила, когда она поступала после этого кулька, в этот иняз. Надо было ей послушать отца, который почти кричал ей в лицо, чтобы она пошла юрфак. Кто теперь прав, никто ведь не знает. Итальянский она теперь, в совершенстве знает, русский язык – это ее почти родной язык, а мокшан скую, мама сама не захотела, чтобы она совершенстве знала. Сказала, как отрезала:
«Ты в городе живешь. Нечего голову забивать. Мы среди русских живем. Изъяснятся, умеешь, ну и, ладно».
***
А тогда, если бы Яна послушала отца, пошла по другой стезе. Возможно даже, она бы стала, как и ее папа, политиком. Пусть даже, по региональной стезе. Там тоже такая была политика, как и везде. Но, видимо, не судьба ей было служить в политике.
– Валь, что молчишь? Задала тебе вопрос. Кто он у тебя теперь?
– Яна, забыла? Он же у меня журналист.