Зная характер начальницы, и как она трепетно относится к своей семье, осуществить план этот ей откладывалась много раз. Не было никакой зацепки. Да и сама Валентина не давала ей повода.
И вот, однажды. При разговоре с Марией, Валентина, наконец, проявила слабость. Пожаловалась, что ей скучно почему – то дома стало.
Вот тут – то, Мария, подхватила ее своим предложением.
А тут, такой облом…
Но начало было. И поцелуя было. А короткий звонок к её мужу от доброжелателя, уверенна была, конфликту быть в семье Леонидовны.
Но она не ожидала, да и не хотела, чтобы этот инцидент переросла до такого масштаба.
Когда она однажды утром, в институте узнала, начальница ее уволилась с работы, пришла ужас.
Вечером, едва досидела до конца работы. Пересилила себя, заставила пойти к ее мужу. Повинится перед ним, сказать, что это она виновата, а в действительности, у нее там, у его жены, ничего не было. Но она, наверное, не вовремя тогда выбрала время, не смогла ему этого сказать. Так как в это время, муж ее начальницы, Максим, тогда был в страшном подпитии. Лицо его овальное, почернел от этого горя, побега жены с детьми – в никуда. Перед ним, на журнальном столе, стояла бутылка водки и огрызок лимона, которую он после каждой выпитой стопки, высасывал из нее сока, и с дрожью, с кислятиной во рту, тряс голову. Горел в комнате свет, работал телевизор. Но он не обращал, да и не слышал, что говорили на экране телевизора. Весь он был поглощен своим неприятным делом. Глушил стопку за стопкой водку и бормотал:
«Что она наделала? Господи! Ну, умна она?»
Но ведь он ей ничего такого не сказал, когда она в тот вечер, со страхом прибежала поздно домой. Просто, как подпадает в таких случаях в семьях, спросил только, почему она поздно возвратилась домой.
Дочери уже спали. И он, чтобы их не будить, завел ее на кухню, прижал к себе, но тут же, отшатнулся от нее, с вырвавшимся придушенным криком. «Пила? С кем?!» Вот, эти и были его, с упреком слова. А утром, промучившись без сна всю ночь, разбудила детей, упаковала в чемодане вещи, ушла никуда.
И зачем она это сделала? Спроси, не объяснила бы. Или все же, от происшедшего с нею у Марии, помутилось у нее начисто разум? Она и правда, не соображала в то время, что творила. Или, все же, это подозрение мужа, к нему ее измены, подхлестнула ее, выходит, на такой шаг.
Теперь получается, и жильё временное ей надо будет подыскать. Да и с работой у нее проблема сейчас. Ведь ей, чтобы угол нанять где-то, у кого – то, вскоре ей понадобятся и деньги. И не малые еще. В том районе города, где ее подруга жила, у которой она с дочками временно находилась, исчерпав доводы примирения ее с мужем, посоветовала ей сходить в район двадцать пятой школы. Походить там, у близлежащих домов у школы, и вымаливать у подъездных бабушек, кто бы ей временно сдал жилье.
Сходить, она обязательно сходит. Ведь ей теперь надо торопиться. Подруга уже ворчит, требует съезжаться с ее маленькой крохотной квартирки, – полученный ею государством, так как была она круглая сирота, – да еще ей в придачу приходится выслушивать нравоучения от нее, которая, как заводная теперь, стала обзывать ей, что она совсем уж безголовая…
– Что ты наделала. Что наделала, Валентина! Думала хоть, когда убегала от мужа, как тебе дальше жить? Дети, тут причем. Они же не виноваты. Пойми.
Да, конечно, виновата она. Но теперь – то ей, как выйти из этого положения? Она и без совета подруги понимала, что поступила опрометчиво, необдуманно, не думая о последствиях, убегая от мужа. Ведь она, когда уходила от мужа, думала только, как ему сделать больно. Она ведь прекрасно понимала, как он сильно любит ее и своих девочек. И поэтому, зная это, в тот момент она только думала.
«Ах! Я тебя накажу. Будешь страдать сизым пламенем у меня».
.
***
Осень в том году, наступил очень рано в этих местах. Хотя, в календаре еще был середина сентября, но на деревьях, листья уже стояли почти все пожухлыми: призывно, трепетно вызванивали окружающий мир. Лето было очень жаркое, вода во всех водоемах высохли, везде горели леса, город стоял в сизом дыме, из-за лесных пожаров. Сводки на экранах телевизоров, один за другим были удручающие. Кого слушать, что делать, никто ничего не знал. В продуктовые магазины люди даже боялись заходить. Цены на ценниках, как на дрожжах росли. Хотя, с экрана телевизора, чиновники сегодняшние, успокаивали людей, цены они контролируют, но верить их было как-то смешно. До, наоборот. Смотрелись в продуктовых магазинах ценники, как с картины аукциона; люди поэтому шарахались от них, как от проказы. Некоторые столбняком стояли в раздумье, липкими пальцами перебирая в кармане, свои немного сохранившие деньги: после оплаты ЖКХ – бессовестного побора, брать товар, или походить еще по другим ближайшим магазинам. А более пожилые, ругая от возмущения эту нынешнюю исполнительную власть, с обидой смахивали скатившиеся слезы, уходили домой ничем.