Валигура

Хотя братья ордена, носящие на груди знак креста, два немца, которые вели епископа в свой шатёр, ни привычками, ни фигурой не были похожи на покорных монахов, ни, как они, не показывали излишнего почтения к епископу; скорее, казалось, считали его почти равным себе, чем начальником. Даже внушающее всем почтение лицо ксендза Иво и серьёзность его на них не производила впечатления.

По мере того как приближался к шатру, епископ мог убедиться, что только та одежда ордена и монахов и название покрывали людей совсем не монастырского духа.

Кнехты, собравшиеся за шатром, так дико смотрели на ксендза, словно были готовы броситься на него, а вместо богослужения за кустами слышна была весёлая мирская песня вперемешку со смехом. У самого входа в шатёр, кроме двух мальчиков, которые при Конраде и Оттоне выполняли службу пажей, епископ заметил двух юношей, одетых по-рыцарски, свободно разглядывающих окрестности, которые ни плащей и никаких орденских знаков на себе не имели.

Оба они, видно, дети богатых семей, были изысканно разодеты, а весёлые, улыбающиеся лица, кипящие жизнью, говорили, что в эту экспедицию они выбрались скорее для развлечения, нежели по долгу.

Так было в действительности, потому что, когда епископ подъехал ближе, брат Конрад дал знак, чтобы чуть подошли, и сказал, указывая на них:

– А это послушники, которым по доброй воле захотелось нас сопровождать в этой экспедиции на север, хотя сомневаюсь, чтобы кто-нибудь из них думал о монашеских обетах: мой племянник Герон, и Ханс фон Ламбах…

Юноши, которые глазами мерили прибывшего, склонили головы и затем немного поправили длинные волосы, которые упали им на лицо и лоб.

Слуги взяли коня, с которого медленно слез епископ. Подняли вход в шатёр и ввели его, чтобы отдохнул.

В лесном лагере, рыцарском и монашеском, не много можно было ожидать; шатёр немного удивлённому епископу, привыкшему к весьма скромной жизни, показался слишком обеспеченным всем, чего и во дворцах тогда было нелегко найти. Шкуры и ковры покрывали на скорую руку устроенные сидения, стояли при них серебряные жбаны и кубки, изящных доспехов было до избытка, и не было недостатка в лютнях. Ведь сам магистр Герман фон Салза слыл некогда певцом и поэтом; песни любили, поэтому и странствующие рыцари возили с собой лютни, чтобы по дороге развлекаться пением.

Зато ни одной книги с молитвами, никакого знака благочестия в шатре епископ не обнаружил. Немного грустью повеяло по его лицу, но какая-то мысль быстро его прояснила.

Старший из братьев, Конрад, начал хозяйничать в шатре и суетиться, дабы принять гостя. Но был это пятничный день, а епископ Иво даже в дороге соблюдал пост; поэтому он поблагодарил за предложенную еду, прося кубок воды и кусочек сухого хлеба.

– Вы сердитесь на нас, ваша милость, – сказал, слыша это и легкомысленно улыбаясь, Конрад, – нам нужны силы для боя, и, будучи в походе, мы освобождаем себя от постов.

– Это вещь вашей совести и устава, который я не очень знаю, – отпарировал епископ. – Раз не греховная похоть, а потребность призвания вынуждает к этому…

Он сделал знак рукой и не говорил больше.

Чуть подальше Конрад присел на пенёк и, вытирая лицо, продолжал дальше:

– Это огромные пустоши! Ведь они в десять раз больше могли бы прокормить людей, чем имеют! Леса и леса, которым нет конца. Едва кончились одни, как начинаются другие. Для воюющих эти пущи и болота – неудобная вещь. Неприятель спрячется в них как в крепости… а рыцарство легко пропадёт.

Любая западня в лесу… Война эта может быть тяжёлой, хотя бы и с дичью, и, по-видимому, первая вещь, чтобы тут удержаться, – нужно выкорчевать и вырезать лес.

– Да, – медленно проговорил епископ Иво, – мы также постепенно выкорчёвываем и вырезаем, но этот лес не напрасно нам дало Провидение. Это наша кладовая и сокровищница.

Тут мы имеем дикого зверя в достатке, тут нам бесчисленные пчёлы мёд для еды и воск для костёла собирают… из этого леса хата и телега, и соха, и всё…

– Для дикого, как этот, люда, точно, – отозвался Конрад, – лес – это сокровищница, но он не выйдет из своей дикости, пока эти леса не падут…

Епископ вздохнул и, показывая рукой вдаль, прибавил:

– Века с этим не справятся… Между тем для тех рук, что имеем, полей достаточно!

И он как бы благословил весь этот пустынный край перед собой. Все с напряжённым вниманием слушали говорившего епископа – товарищ Конрада и двое юношей, стоя в дверях шатра, несколько кнехтов, приближающихся к ним украдкой.

Иво говорил медленно, с тем покоем, какой даёт возраст, опыт и великая вера в Божье Провидение.

– Ежели вам те края, которые вы проезжали, над которыми уже два века светит крест Христов, показались пустынными, что же будет с теми, что хотите занять? Там ещё продолжается язычество, которое ни благочестивый епископ Христиан не смог искоренить, ни многие апостолы, замученные неверными.

– Потому что их не крестом, а мечом крестить нужно и обращать! – воскликнул Конрад высокомерно. – Ego te baptiso in gladio! – должно быть нашим девизом.

Иво покачал головой.