Валиханов

И. Стрелкова ВАЛИХАНОВ

*

© Издательство «Молодая гвардия», 1983 г.

В душу вглядись глубже, сам с собою побудь:

Я для тебя загадка, я и мои путь.

Знай, потомок, дорогу я для тебя стлал.

Против тысяч сражался — не обессудь!

Абай

Чокан жил со своими современниками, обменивался с ними своими страстями, но интересовался судьбой больше людей будущего.

Г. Н. Потанин

ПРАВНУК ХАНА АБЛАЯ

В один из последних дней мая 1858 года из укрепления Верного выехал сопровождаемый небольшим казачьим конвоем тарантас с двумя седоками и покатил степной дорогой на Капал.

— Вы неисправимы, — ворчал старший из седоков, полковник Гутковский, — от вас пахнет английскими духами и сигарой.

— И шампанским Монтебелло! — смеясь, подхватил поручик Валиханов. — Проводы есть проводы.

Гутковский откинулся на спинку сиденья, обтянутого кожей, долго, серьезно разглядывал своего спутника, франтоватого армейского поручика, его монгольские скулы, темные насмешливые глаза, лихо закрученные усы — оценивал непринужденность и изящество позы.

— Как я завидую вашей молодости! И вашему спокойствию!

Полковник Гутковский считался крупнейшим знатоком степных просторов к югу от Омска и до самой границы. Он начал службу в Западной Сибири двадцать лет назад, сейчас в его руках находилось управление Областью сибирских киргизов, Петербург поручал ему ответственные дела, касавшиеся сопредельных среднеазиатских владений.

Поручик Валиханов происходил из степного аристократического рода, в казенных бумагах непременно отмечалось, что поручик султан Валиханов — «потомок последнего владетельного хана Аблая, поступившего в подданство России, и первый из султанских сыновей, который получил основательное образование в Сибирском кадетском корпусе». Чокану Чингисовичу Валиханову шел двадцать третий год, он состоял адъютантом при генерал-губернаторе Западной Сибири Гасфорте.

Прибыв в укрепление Капал, полковник Гутковский и поручик султан Валиханов встретились там с командиром Десятого сибирского полка, начальником Алатавского округа подполковником Абакумовым. Затем они выехали из Капала в сторону Аксуйского пикета. Неподалеку от пикета, на берегу реки Аксу, их поджидал верный человек Гирей. В приготовленной юрте Валиханов сбросил мундир и переоделся в платье азиатского покроя. Гирей обрил поручику голову, обкорнал усы. Гутковский укладывал в чемодан одежду Валиханова. Поручик попросил оставить хотя бы плащ — ночи в степи холодны. Но Гутковский забрал и плащ. Подорожную Валиханова Гутковский тоже забрал, хотя поручик говорил, что казенные бумаги могут вдруг да понадобиться, а уничтожить их в случае чего недолго. На прощание Гутковский и Валиханов крепко обнялись. Валиханов остался у Гирея. Гутковский вернулся в Капал, отправил оттуда донесение по начальству, что Валиханов приступил к исполнению порученного ему дела, и стал ждать вестей.

Все шло пока согласно плану. Состоял он в следующем. Под именем купца Алимбая Абдиллабаева поручик Валиханов отправлялся с торговым караваном, снаряженным семипалатинскими купцами в западные владения Китая — Кашгар, остававшийся до сих пор и для России и для Европы «белым пятном» на карте Азии. Валиханов должен был присоединиться к каравану на пути, уже совершив превращение в Алимбая. Семипалатинские купцы знали, на что идут, они рассчитали и свой риск, и все выгоды, какие смогут извлечь из важной услуги, оказанной русским властям.

И вот дни проходят, а каравана из Семипалатинска нет и нет. Валиханов начинает тревожиться. Май — лучшее время для отправки каравана. Все караваны выходят в степь, когда еще зелена трава и есть корм для вьючного скота, когда еще не пересохли степные речушки и есть всюду по пути вода… Не выйти в мае — все равно что вовсе не выйти!..

4 июня человек в азиатском халате, сидя за низким столиком в юрте Гирея, торопливо писал Гутковскому:

«Милостивый государь, Карл Казимирович!

Казалось, что все было устроено хорошо, но вышло напротив. Дело мое принимает прескверный оборот. Я совершенно потерялся и не знаю, что делать…»

Вошел Гирей.

— Господин Гутковский велел…

— Я сказал, собирайся! И стол возьми, он мне больше не нужен.

Он подложил под бумагу кожаную суму.

«…Гирей был сейчас на пикете, видел татарина, едущего из Семипалатинска в Верное, и узнал, что до 23 числа не выходил никакой караван. Оставаться мне более у Гирея нельзя: кругом ходят воры и уже по моей милости успели потерять трех лошадей…»

Гирей не уходил.

— Чего тебе? Иди собирайся. Все аулы давно ушли в горы, только ты один торчишь на Аксу. Если не снимешься, навлечешь подозрения.

— А вы?

— Я пойду навстречу каравану… Один.