Валис

Мы не индивидуальны. Мы лишь точки в едином Разуме и должны существовать раздельно друг от друга. Однако Толстяк случайно получил сигнал (золотую рыбку), предназначавшийся Фоме. Это Фома имел дело с символом рыбы, вовсе не Лошадник. Если бы девушка не объяснила, что означает рыбка, ничего бы не случилось. Пространство и время стали для Толстяка – и для Фомы! – видимыми. Глазам Толстяка открылись одновременно две реальности, и, по-видимому, то же самое произошло с Фомой. Фома небось гадал, что это за чужой язык звучит в ЕГО голове. А потом понял, что и голова-то не его.

– Кто-то еще живет во мне, и он не из нынешнего времени.

Так думал Фома, а не Толстяк. Хотя все это можно отнести и к Толстяку.

У Фомы, однако, было преимущество. Как сказал Толстяк, Фома был умнее, он стал главным. Он взял Толстяка под контроль: переключил его с вина на пиво, подстриг бороду, стал пытаться водить машину… Но что самое важное, Фома вспомнил – если можно употребить здесь это слово – других себя. Одного на Крите Миносском, за три тысячи лет до римского Фомы – куда как давно. Фома даже вспомнил себя еще раньше – себя, прилетевшего на эту планету со звезд.

Фома жил и в позднем неолите. И в качестве раннего христианина в апостольские времена. Он не видел Христа, но знал людей, которые его видели, – бог мой, когда я пишу такое, то едва не теряю контроль над собой. Фома придумал, как возродиться после физической смерти – все ранние христиане знали как. Посредством вспоминания. Система должна была работать следующим образом: прежде чем умереть, Фома поместит свою энграмму в символ раннего христианства – рыбу, съест какую-то странную розовую – такого же цвета, как видения Толстяка, – странную розовую пищу, запьет ее питьем из священного сосуда, хранящегося в холодном месте, а когда возродится, то будет расти совсем другой личностью, пока ему не покажут символ рыбы.

Фома полагал, что это произойдет примерно лет через сорок после его смерти. Тут он ошибся – понадобилось почти две тысячи.

Вот таким образом, при помощи такого механизма, время было упразднено. Точнее, была упразднена тирания смерти. Обещание вечной жизни, предложенное Христом своим немногочисленным последователям, не было ложью. Христос научил их, как действовать – тут все дело в бессмертном плазмате, о котором говорил Толстяк. Это живая информация, век за веком скрывающаяся в Наг-Хаммади.

Римляне выявили и убили всех гомоплазматов, коими являлись ранние христиане. Христиане умерли, а их плазматы отправились в Наг-Хаммади и перенесли информацию на скрижали.

Так было до 1945 года, когда библиотеку нашли, раскопали и прочитали. Поэтому Фоме пришлось подождать не сорок лет, а две тысячи. Одной золотой рыбки недостаточно – бессмертие, уничтожение времени и пространства, достигается только при посредстве Логоса, или плазмата. Только он бессмертен.

Мы говорим о Христе. Христос – внеземная форма жизни, которая прибыла на нашу планету много тысяч лет назад и, будучи живой информацией, вошла в мозг человеческих существ, уже живших здесь. Мы говорим о межвидовом симбиозе.

До того как стать Христом, он был Илией. Евреи знали все о бессмертии Илии – и его способности делиться бессмертием с другими путем «разделения духа». Люди Кумрана знали об этом и искали способ получить частичку духа Илии.

Ты видишь, сын, здесь время превращается в пространство.

Сначала вы превращаете время в пространство, затем идете сквозь него. Однако Парсифаль осознал, что сам он не двигался; он стоял на месте, а изменился, претерпел метаморфозу пейзаж. Наверное, какое-то время Парсифаль наблюдал двойную экспозицию, наложение, как и Толстяк. Это время-сон, оно существует сейчас, а не в прошлом, когда жили и творили свои деяния герои и боги.

Шокирующим умозаключением, к которому пришел Толстяк, стала его концепция Вселенной как иррациональной и управляемой иррациональным разумом, Божественным Создателем. Если считать Вселенную рациональной, тогда что-либо, проникающее в нее извне, будет выглядеть иррациональным, поскольку не принадлежит ей. Толстяк, поставив все с ног на голову, увидел рациональное, проникающее в иррациональное. Бессмертный плазмат проник в наш мир, и плазмат этот абсолютно рационален, тогда как наш мир – нет. В этом основа Лошадникова видения мира. Его отправная точка.

Две тысячи лет единственный рациональный элемент в нашем мире спал. В 1945-м он пробудился, вышел из зародышевого состояния и начал расти. Он прорастал в себя самого и в некоторых людей. И вовне, в макромир.

Как я уже говорил, Толстяк не мог детерминировать его значение. Когда нечто начинает проникать в мир – это не шутка. Если это нечто – злое или безумное, тогда ситуация не просто серьезна, она зловеща. Впрочем, Толстяк рассматривал происходящее по-другому, совсем как Платон в своей космологии: рациональный разум (noôs) сдерживает иррациональное (случай, слепой детерминизм, ananke).

Процесс этот прервала Империя.

«Империя бессмертна».