Валюта любви. Отважное путешествие к счастью, уверенности и гармонии

Я так расстроена и смущена сценой в агентстве: Жеральд, сам Мистер Красота и Очарование, и Пеппер, воплощение заносчивости и отчужденности, раздирающая мое портфолио, – что поскользнулась на куче собачьего дерьма по дороге в книжный магазин. Парижане не убирают собачье говно. Если мой бук настолько плох, зачем они вообще пригласили меня?

Мы находим книжный магазин и маленький темно-бордовый «План Парижа». Кассир по-французски рычит сердитые слова, когда выписываю дорожный чек. Понимаю, что ему нужны наличные деньги, но я их еще не получила. «План Парижа» похож на атласы из серии Thomas Guide, которыми пользуюсь дома, только на французском языке.

– Удачи сегодня, Скарлетт.

Я обнимаю ее.

– И тебе того же.

Мы выразительно закатываем глаза, в смысле «к черту!». Она отправляется на встречи, связанные с рекламой средств для лица и волос, а я устремляюсь на модные показы. Неуверенно спускаюсь в метро, которое теперь напоминает настоящий улей по сравнению с тишиной прошлой ночи. Все носятся туда-сюда, глядя прямо перед собой. Никто не приветствует и не улыбается друг другу, как это принято в Калифорнии. Одна сплошная деловитость.

На первом крутом повороте врезаюсь в какого-то лоснящегося мужчину. Извиняюсь на английском языке и хватаюсь за поручень.

Моя композитка в агентстве Paris Planning

«Уста истины»

Фотостудии в Лос-Анджелесе, как известно, трудно найти. Фотографы не хотят, чтобы воры похитили их дорогостоящее оборудование, поэтому они прячутся за обычными стенами без вывесок. Париж поднимает это искусство маскировки на новый уровень.

Но прежде мне надо найти нужную платформу и станцию, потом выйти и сделать несколько пересадок, отыскать выход и идти в правильном направлении квартал за кварталом, разыскивая улицу, адрес, дверь и человека, – не зная ни слова по-французски, и это притом, что парижане в 1980 году отказываются говорить по-английски. Поразительно, но я успеваю к 10 часам на встречу в журнале Elle в старом каменном особняке.

Секретарь приемной сопровождает меня в похожую на пещеру белую комнату с вращающимися стойками для одежды. Обувь и аксессуары лежат прямо на полу. Маленькая женщина, вероятно за тридцать, входит нахмурившись, глядя на часы. Я пока еще не знаю, что в Париже приходить вовремя невежливо. «Вовремя» в Париже означает на пятнадцать минут позже. Она вручает мне платье. Не вижу гардеробной, поэтому переодеваюсь на месте, пока она просматривает мою подборку фотографий.

В Лос-Анджелесе я привыкла к клиентам, которым нравилась, поэтому, хотя и нервничаю, тем не менее испытываю оптимизм. Меня поражает мысль о том, что если этой леди я понравлюсь, то смогу сняться для Elle и привезти великолепные снимки прямо в Нью-Йорк и добиться успеха. Но ничего подобного не происходит.

Она смотрит на мой бук, потом на меня, отрицательно качает головой, зажигает сигарету и предлагает мне покрутиться. Я кручусь, и она снова выражает недовольство, говоря:

– Non, ce n’est pas bien. Merci, au revoir (Нет, это не хорошо. Спасибо, до свидания).

Меня не взяли. Даже не сделали ни одного полароидного снимка. Когда она выходит из комнаты, мелькает вопрос: есть ли шанс, что она передумает? Может быть, она позвонит в агентство и на самом деле наймет меня. Может быть. Нет.

Пытаюсь собраться и сосредоточиться на том, как найти дорогу к моему следующему просмотру. Не представляю, куда иду. Более того, у меня еще десять встреч в этом городе-лабиринте. Шагаю по улице, расстроенная, как вдруг из-за двери выскакивает грязный человек с дредами и сует мне в лицо окровавленную, дергающуюся крысу. Я визжу, и он разражается дьявольским смехом. Что за идиотские фокусы? Я убегаю, а он преследует меня целый квартал с окровавленной крысой в руках.

Успеваю на следующий просмотр в студию, где собрались примерно пятьдесят других девушек. Все они американки, канадки и европейки. Ни одной азиатки, африканки, индианки или латиноамериканки. Жду два часа. Три женщины и один мужчина, очевидно фотограф, просматривают мой бук, указывая на фотографии. Они смотрят на меня и говорят по-французски. Хотела бы я понимать их. Интонация не слишком оптимистичная. Представляю себе худшее. Они вручают мне мой бук с фразой «Merci, au revoir» («Спасибо, до свидания»).

Около полудня хочу поесть и пописать и ныряю в кафе, где густой, влажный воздух воняет мокрой собачьей шерстью, сигаретами, выдохшимся ликером и старой мочой. Со временем буду тосковать по этим прогорклым запахам кафе, но только не сегодня. Достаю свой разговорник «Французский для путешественников» и обращаюсь к официанту: «Кофе, пажала сто». Он отходит и крутит руками в воздухе. Я вывожу его из равновесия.

Спрашиваю человека за стойкой, где находится туалет. Он указывает на лестницу. Спускаюсь и нахожу крошечную кабинку с фаянсовым полом. По обеим сторонам от ямы есть нескользящие приступки для ног. Стягиваю джинсы и приседаю над отверстием. Туалетной бумаги нет. Стряхиваю капли и ухожу голодной.