Валютчики

— Пользовались не часто, — отметил я. — Потертостей практически нет.

— Пятьдесят лет прошло, как дедушку, генерала медицинской службы, приговорили к десяти годам лагерей, — подтвердила женщина. — С Колымы он не вернулся.

— Я возьму по пять рублей за грамм. Вас устроит? Берем максимум по четыре. Цена на серебро поднялась, но незначительно.

— В ломбарде оценивали по три двадцать.

— Сколько они весят?

— Минутку, достану квитанцию. Общий вес сто шестьдесят восемь граммов. По двадцать восемь в каждой.

— Почему надумали их сдать? Ради Бога, простите.

— Я пианистка. Мама приболела, лекарства дорогие. Можно продать сталинку с потолками в четыре метра, уступить часть площади в наем, — женщина перевела дыхание. — В первом случае придется делить комнаты с людьми со стороны. Во втором опускаться на уровень ниже. Тогда зачем из поколения в поколение подниматься на вершину? Из потомственных интеллигентов снова на мещанский двор?

— Или бежать на задворки какой-нибудь Франции.

— Сын институт забросил, стал наркоманом. Проблемы накапливаются. Может быть, государство опомнится. Не все вечно под холодной луной.

— Ничто не вечно, — подтвердил я. — Будем надеяться, что, пардон, до кальсонов, как в «Беге» по Булгакову, дело не дойдет.

— У вас реалиев посолиднее, — усмехнулась собеседница. — Всего доброго.

— Я тоже оторвался недалеко. Желаю удачи, сударыня.

Стрелки часов на колокольне передвинулись к шести вечера. Несмотря на свет из окон магазинов, от двух прожекторов на перекладине ворот, из палаток на этой и той стороне трамвайных путей, было темно, холодно. Мокрый асфальт укрывала снежная крупа. Первый снег не был долгим. Но он шел. Не за горами зима с Новым годом. Не сделано ничего. Разве, вновь утвердился на рынке. Это так важно? Для меня? Зачем превращаться в раба желудка, половых органов, как те, за прилавками. Я могу писать книги. На книжном развале на стадионе «Динамо» по выходным немыслимо пройти. И разговоры, что книга отжила. Телевизоры, магнитофоны, компьютеры. Кассеты, дискеты, картриджи. Си-Ди-Ромы. Нового так много, так разом на бедную голову совка. Эти рассуждения идут со времен братьев Люмьер. А люди как ходили в кино, так и продолжают. Читали произведения, и не бросали. Время все расставляет по полочкам.

Стремись к цели. Если цель достойна внимания, она найдет свое место в жизни. Только обязательно стремись.

Через неделю прошел слух, Татарин в реанимации умер не придя в сознание. За срок в половину месяца совершили еще два нападения. Били молотками по головам в превратившихся в арену боевых действий подъездах. Менялы влетали в них с любым оружием, просили родных выходить навстречу, устраивали засады из друзей. Не помогало. Зевок готов был закончиться последним вздохом. Действовали целенаправленно. Из своих. Недоверие оказывалось всем. Рослого сына встречал с десяток настороженных взглядов, хотя своих проблем у него было по уши. Дружба с десантниками вызывала раздражение. Получалось, косились на тех, кому валютчики сто лет не были нужны. Я убеждался, что ребята испуганы навечно, поражены вирусом шизофрении. Да к тому же, и колесико удачи мелкое, и цели у единиц.

Конец ноября выдался холодным. Я продрог на осточертевшей низовке с Дона. Вся наличка ушла одному сдатчику валюты. Пятьсот баксов лежали свернутыми пополам в кармане рубашки. Клиентов не находилось. Осталась мелочевка на пару турецких перстеньков, грамма на три кольцо. Золото приносили все реже. Наверное, люди стали жить лучше, или все вынесли… Жмени золота, ордена, медали, иконы, старинные изделия, картины ушли в прошлое. За бриллианты, которых на заре приватизации были россыпи, валютчики начали забывать вообще. Если появлялся вариант, клиента прятали подальше. Перекупщиков из своих хватало. Работа велась по баксам, дойчмаркам, гривнам, изредка по серебру, по монетам. Опытные асы намекали на временное затишье. Сезонные перепады, действительно, новинкой не являлись.

Я переминался возле входа в магазин. Книги тягать перестал, к тому же, у ларька меньше света. Чтобы не ежиться на ветру, можно было зайти в торговый зал. С заведующей наметился контакт. Заметил, в мою сторону завернули двое мужчин с будто привязанным парнишкой лет четырнадцати. Тормознулись напротив, чтобы мог разглядеть на руке пацана и оперативника защелкнутый браслет. Картина была не нова. Я оставался спокоен. Оказалось, напрасно.

— Этот? — пробасил оперативник.

Пацан кивнул вязаной шапочкой. Второй из ментов направился ко мне. Показал удостоверение сотрудника уголовного розыска:

— Заканчивай работу, пойдешь с нами.

— Не понял! — нахмурился я.

— Там поймешь, — пообещал оперативник.

— Где там?

— В милиции. Силу применять?

— Только в рыночное отделение. Я вас не знаю.

— Шагай, писатель… — предложил широкоплечий с недоразвитыми ногами оперативник. — На покровителей надеешься?

— Нас предупредили, чтобы далеко от мест работы не отрывались, — заартачился я. — Откуда я знаю, кто вы? Удостоверения продаются на каждом углу. С печатями президента Ельцина. Полегче на поворотах. Вон пеший патруль, с ним и разберемся.