Валютчики

— Пятьдесят две гривны. За двести рублей, — канючил прилагательный русский. — Шестьдесят деревянных навару.

— Вали отсюда, — подключились соплеменники. Набросали злых ударов по бокам, по морде. — Подойдешь, ноги переломаем.

Размазав по лицу кровь, потомок вольного народа начал складывать деньги. За ним наблюдали его земляки. Вдруг парень замер, тупо покрутил бумажки. Их оказалось две вместо трех. Две единички. Бросился к азербайджанцам. Те подвалили покрепче. Когда прошло время, я понял, почему не заступился тоже. За одно мгновение крестьянин показал доставшийся нам после татаро-монгольского ига характер. Мы такие. Петрушки. Или, как утверждает крестьянский сын Миша Евдокимов, Ваньки — встаньки. Правда, что в первом, что во втором случае непонятно, чем гордиться! Дурью неотесанной? Вот и сейчас Сникерс натягивал жизнерадостного лоха. Пока не выскочили нули, опустил солидный конец цепочки вязки «Кардинал» на полированное ложе. Затем уложил ее всю. Японский прибор зафиксировал вес изделия без куска золота, потому что взваживал после появления на табло нулей, как принято от арабских математиков, со времен Архимеда с Пифагором. С лица лоха не сходила благодушная улыбка. Обутый граммов на восемь, он ушел. Сникерс занялся цыганкой, высыпавшей ему в руки жменю колец, сережек, перстеньков с цепочками, крестиками. И здесь скинет на камни, на припой. Он имеет право говорить: если пришел на базар, работай по базарному. Когда занимался перегоном машин из Бреста в Ростов, объяснял, автомобилей бояться не стоит. Не попал ни в одну аварию. Многие ребята разбились на ночных белорусских, российских непредсказуемых трассах. Аркаша шипел: «Везунчик». Сникерс гнал его, потому что тот болел болезнью Пикинеза — перехватывал клиентов от трамвайных путей.

Разложив приобретенное по кулечкам, Сникерс потрепал меня по плечу. Мол, странный ты. Только бабы у тебя выскакивают из моря ни с хрена беременные. Хотя сзади лишь одна громадная в полнеба луна. И больше никого. Удачу на рынке держат зубами, иначе зачем сюда ходить.

Я послушался совета. Перекинув сумку на живот, зорко огляделся. Толпа месила снег, вливалась в ворота базара. Торгующие тряпками женщины ждали, когда освободятся места за железными лотками, днем занятые продавцами сигаретами, батарейками, брелками, прищепками, расческами. Ширпотребовской мелочевкой, которую в советские времена надо было искать с большим фонарем днем. Старые и молодые женщины займут прилавки и начнут трястись от холода до позднего вечера, в надежде заработать червонец — полтинник. Я отказывался их понимать. Столбы пестрели объявлениями, что на рынок требуются уборщицы с окладом в две с половиной тысячи рублей. Картон пачками, бутылки мешками, обрезки мяса, овощи под ногами, фрукты. Утерянная мелочевка… Будут лузгать семечки, перемывать кости, изредка поднимая задницу, чтобы оказать внимание клиенту. А может, дома всего в достатке, дети сыты, одеты, обуты. Мужья довольны. Нет, плач о проблемах нельзя слушать без подвывания в унисон.

Перекинул внимание на то, как ловко точит ножи, ножницы Иван. Переделав ларек в мастерскую, он подключил к кабелю станок с наждаками. Точно вышел на золотую жилу. Желающих хоть отбавляй. Это наводило на мысль, что в квартирах перевелись мужчины. Еще бы. Войны, перестройки, разгул криминала. Нескончаемая череда… Я не заметил, как подвалил первый клиент. Интеллигентного вида парень предлагал тысячу франков. Крутые менялы брали любую валюту, я, как большинство, не знал даже курса. Повертев купюры, возвратил обратно.

— Фунты стерлингов меняете? — спросил второй, тоже высокий, в прекрасно подогнанной одежде молодой человек. — У нас есть фунты.

Девушка рядом выжидательно уставилась на меня. Все трое не очень походили на русских. Но речь была чистой, без акцента. Наконец, дошло. Дети богатых родителей приехали на новогодние и рождественские каникулы из Йельского, Кембриджского, Сорбоннского университетов. Как быстро и кардинально может менять человек облик. Разумеется, поверхностно. Но если бы ребята заговорили на английском или французском языках, не догадался бы, что они русские. Подтверждение тому, что бытие определяет сознание человека. Хотя на сына Олега Газманова обучение в Англии отпечаток наложило не очень. И Филя Киркоров с Пугачевой не вылезают из заграниц, а все домашние. Кристина другая. Действительно, каждому свое.

— Нет, ребята, фунты стерлингов тоже не меняю. В центре рынка есть валютчики, которым без разницы. Но, — я пожал плечами, — они ушли в четыре дня. Завтра, часов с девяти — десяти.

— Тогда поменяем в обменном пункте, — раскланялись студенты. — Завтра они откроются?

— Сказать не могу. Россия, каждый себе хозяин, — развел я руками. — Из каких мест вернулись?

— Из Англии. Мы поняли, — заулыбались ребята. — Если не получится, придем сюда.

— У нас в обойме такие асы, Тэтчер делать нечего.