Валькины друзья и паруса

Валька промолчал и сел в углу. Привычная обстановка пионерской комнаты успокоила его. «В самом деле, не съедят же», — подумал Валька.

Собирались ребята. Почти незнакомые. Пришёл рослый семиклассник с ленивым лицом, толстая девчонка в очках, потом ещё две девчонки — одна из шестого, другая из пятого «Б». Ещё кто-то… Вальке было всё равно. Знакомыми оказались только Олег Ракитин и Зинка. Олег раньше учился в Валькином классе, но потом перешёл в параллельный, чтобы учить английский, а не немецкий язык: английским он с детства занимался.

Интересно, будет Лагутина жаловаться на Вальку или она пришла просто как член совета дружины?

Смотреть на неё не хотелось.

А Олегу Валька обрадовался. Олег ему всегда нравился. Ракитин сам подошёл к Вальке и спросил:

— Зинка не просила помириться?

— Зинка Лагутина? С чего это она будет мириться?

— Ну ладно… — сказал Ракитин.

Валька помялся и спросил:

— Ты откуда про всё знаешь?

— Володька Полянский сказал.

«Володька хороший, — подумал Валька. — Зря я на него косился».

Ровно в семь пришёл Равенков. Мельком, без всякого выражения, взглянул на Вальку. Спросил у собравшихся:

— Почему так мало?

— Не всех предупредили…

— Анархия, — сказал он.

— По-моему, Равенков метит в старшие вожатые, — ни к кому не обращаясь, громко сказал Ракитин.

— Нет, — откликнулся Равенков. — У меня другие планы. Но если понадобится…

Ракитин обернулся к нему и что-то сказал по-английски.

— Очень остроумно, — сердито бросил Равенков.

Олег тихонько засвистел… Наконец появилась Анна Борисовна. Разом задвигались стулья, и оказалось, что все сидят у длинного блестящего стола. Лишь Валька остался в углу. Сидел нахохлившись и разглядывал стены с плакатами. Плакаты были знакомые и неинтересные.

— Мало народу, — сказала председатель совета дружины, высокая восьмиклассница с узким строгим лицом. — Будем всё равно начинать?

— Что же делать, — откликнулась Анна Борисовна. — Начинайте. Вы на меня не смотрите, я у вас гостья.

Председательница стояла за столом и вертела в тонких пальцах авторучку.

— Значит, так… У нас два вопроса. Первый — это подготовка к Новому году, а второй — поведение… то есть разбор поведения… пятиклассника Бегунова… Он пришёл?

— Пришёл, — сказал Равенков.

Все заоглядывались на Вальку, а маленький четвероклассник посмотрел на него с удивлением, почти с испугом.

Валька уставился в пол и сжал зубы.

— Ну хорошо… — Председательница вопросительно глянула на Анну Борисовну. — Ты, Бегунов, пока побудь в коридоре, у нас сначала первый вопрос.

Анна Борисовна досадливо поморщилась.

— Подожди, Короткова, — вполголоса заговорила она. — Какой первый вопрос, когда от половины классов нет представителей. Потом об этом.

— Ну, тогда сразу второй… Значит, так. В общем, дело в том, что этот Бегунов… В общем, пусть он сам расскажет. Выйди к столу.

Валька медленно встал.

— Что рассказывать?

— Ты сначала выйди сюда.

Валька подошёл ближе.

— Что рассказывать? — повторил он и почувствовал злость. Он сам не ожидал, что будет злиться, и вот разозлился.

— Совет дружины хочет знать, что ты натворил, — твердо сказала председательница, и её красивое лицо стало ещё строже.

— Я думал, вы всё знаете, раз позвали, — ответил Валька, глядя поверх голов.

— Мы знаем, — вмешался Равенков. — Но мы хотим услышать, как ты сам объяснишь это дело.

— Как оцениваешь свой поступок, — подсказала Анна Борисовна и взглянула на Вальку почти доброжелательно.

Вот и всё. Теперь осталось сказать, что он был не прав, погорячился и очень об этом жалеет. И просит простить. И больше не будет. На это уйдёт минута. Ещё минуты три его поругают для порядка и отпустят домой. И сегодня он ещё успеет начертить часы для крепости.

Для той крепости, которую штурмует сейчас маленький капитан Андрюшка. Андрюшка, который нарисован в Валькином альбоме — на берегу, перед возникшим из тумана летучим парусником…

— Никакого поступка не было, — сказал Валька.

Довольно долго все молчали.

— Вот как… — сказала наконец Анна Борисовна. — Ну, а что же тогда было? Видишь, ты молчишь. Не знаешь, что сказать. Наговорить массу непозволительных вещей учителям было легче.

Аккуратная девочка в белом переднике подняла руку и сообщила:

— В той школе, где я раньше училась, мальчишек исключали на две недели, если у них дисциплина плохая.

— Ну, это уж дело педсовета, — заметила Анна Борисовна. — А вы решайте по своей пионерской линии.

— Почему нет Юрия Ефимовича? — вдруг спросил Олег.

— Потому что он сразу после урока ушёл домой и не знает о совете… И что это такое?! — вдруг запоздало возмутилась она. — Обсуждать учителей — не твоё дело.

— Да, — сказал Ракитин. — Я лучше Лагутину буду обсуждать. Почему она молчит? Она-то знает, про кого Бегунов говорил: «Много любопытных развелось…»

— Тебе, Ракитин, слова не давали, — начала председательница.

— А я взял. Потому что я её знаю, Лагутину. Лучше вас. Мы с пяти лет в соседних квартирах живём. Она из-за своей вредности многое может. И сейчас тоже. Ведь знает, а молчит! А тут все сидят и ушами хлопают!

— И я? — спросила Анна Борисовна. — Ты думаешь, что говоришь?