Валькины друзья и паруса

Не мог Валька понять.

Художник знал какой-то секрет, а Валька не знал.

Он зажмурился, подождал несколько секунд и широко распахнул ресницы. Нет, не помогло. Трёхмачтовый парусник берёг свою маленькую тайну.

Валька отвёл глаза и тихонько плюнул с досады. Его прозрачное отражение в стекле тоже плюнуло и сморщилось. Валька глянул на него сердито. И тут заметил ещё одно отражение — девушку в вязаной шапочке и в пальто с воротником, похожим на меховой калач.

Шапка и пальто были незнакомыми, а лицом — знакомым. Оно смотрело из стекла на Вальку весело и слегка удивлённо.

— Ой, здравствуйте! — сказал он и обернулся.

— Здравствуй, — сказала она. — А я иду и вижу: кто-то знакомый на себя любуется.

Валька немного смутился.

— Я не на себя. Вот на него. — Он кивнул на парусник.

— Нравится?

— М-м… — Валька сморщил нос и помотал головой.

— Почему? А по-моему, ничего.

— Неправильно нарисовано, — сказал Валька. — Смотрите, написано: «Бригантина». Разве бывают трёхмачтовые бригантины?

— Честное слово, не слыхала, — призналась она.

— Они всегда двухмачтовые, — объяснил Валька. — Бригантина — значит шхуна-бриг. На фок-мачте прямые паруса, на гроте — гафельный. И топсель. А стакселя! Они так никогда не раздуваются. Они же крепятся на штагах, а штаги…

Валька замолчал, потому что увидел: она смеётся. Смеётся и поднимает руку, словно хочет защититься от него вязаной варежкой.

— Бегунов, пощади! Я же ни капельки не понимаю…

Валька на секунду растерялся. Чтобы как-то закончить разговор, он пробормотал:

— В общем, это, наверно, трёхмачтовый барк, — и рассмеялся. В самом деле, получилось смешно.

Она сказала:

— Верю вам, капитан. Но… тебе в какую сторону?

— Хоть в какую. Мне одинаково.

— Я живу на Пушкинской.

— По пути, — соврал Валька. Почему-то ему не хотелось прощаться. Но о чём говорить, он тоже не знал и шагал, молча глядя под ноги.

— Кажется, подорвала я свой авторитет, да? Учительница географии — и не знает, какие паруса на бригантине. Стыдно.

— Что вы… — неловко утешил Валька. — Это же необязательно. Паруса — это раньше было…

— Ну, не скажи, — возразила она.

Они свернули на улицу Качалова. Навстречу потянул ветер. Не сильный, но обжигающий лицо. В нём были миллионы игольчатых невидимых льдинок.

— Ой, я подниму воротник, — услышал Валька. — Подержи, пожалуйста, сумку.

Сумка была совсем не зимняя. Из белой клеёнки с крупными чёрными кольцами. С такими летом ходят на пляж. Какой-то увесистый груз распирал клеёнку острыми углами.

— Вот и всё. Давай её…

— Я сам буду нести, — сказал Валька.

— Она ведь тяжёлая.

— Ну и что?.. И не тяжёлая нисколько.

— Есть ещё «лыцари» на Украине, — улыбнулась она. — Впрочем, неудачное сравнение. На Украину здесь не похоже, верно?

— А вы были на Украине?

— Только в Крыму. На раскопках в Херсонесе. Когда училась.

— Я думал, вы там жили, — сказал Валька.

— Почему? Разве я похожа на украинку?

Валька замялся:

— Нет… Не знаю. Только имя.

— А-а… Это дедушка виноват. Интересный был дедушка. Гоголя любил ужасно. Папу в честь Гоголя Николаем назвал, а когда я появилась, стал просить: пусть будет Оксана. Вот и получилась Оксана Николаевна Галина. Деду на радость, ученикам на горе.

— Не на горе, — сказал Валька.

Дальше целый квартал они шагали молча. У Вальки мёрзли пальцы, и он часто перехватывал сумку из руки в руку.

— Понесём по очереди, — предложила Оксана Николаевна.

— Нет, я сам.

— Всё-таки она тяжёлая. Там две пары коньков с ботинками.

— Разве каток уже открыт? — удивился Валька. — Ведь рано.

— Я не с катка. Я от товарища, — сказала она. — Это мой бывший одноклассник. Знаменит тем, что великолепно точит коньки. Раньше мы к нему даже в очередь записывались. Важничал он ужасно. Объявлял часы приёма.

Валька засмеялся:

— А сейчас?

— Сейчас у него всего два заказчика: я и Серёжа, мой брат.

— Брат? — почему-то удивился Валька.

— Да, братишка, — сказала она. — Мой оруженосец. Мы с ним вместе на каток ходим.

— Наверно, большой уже… — полувопросительно заметил Валька.

— Да нет… То есть конечно. В четвёртом классе. Кстати, в нашей школе учится.

Они опять замолчали. Хруп-хруп, хруп-хруп, — скрипели на снежном тротуаре подошвы.

— Оксана Николаевна, — осторожно заговорил Валька, — а тот вопрос… не решился?

— Какой вопрос. Бегунов?

— Про классного руководителя. Вы у нас не будете?

— Ну что ты! У меня уже давно шестой «А».

— У-у, — сказал Валька.

— Вы разве не знали?

— Ничего мы не знали… А в шестом «А» все жулики. Они, говорят, у нас пять кило цветного лома свистнули, — сказал Валька. — Вы с ними наплачетесь.

— Ну, Бегунов! — воскликнула она и начала смеяться. Смех вырывался из-под воротника клубочками пара.

Валька не улыбнулся.

— А чем у вас в классе плохая жизнь? — спросила Оксана Николаевна уже спокойно. — Вами же сама Анна Борисовна занимается.

— Она занимается, — сказал Валька.

— А что?

— Ничего, — вздохнул Валька. — Занимается…

— Она очень опытный педагог.

— Ага, — сказал Валька.

— Вы, по-моему, просто не хотите её понять.

— Наверно, — сказал Валька и отвернулся.