Валькирии космоса. Книга 4. Кошак

Когда оборвался последний напев, я выдохнул и тряхнул головой, пытаясь отогнать наваждение. Не тут-то было! Следующей затянули «песнь рода» ариалы. Вступили с сестрой сразу на два голоса, и сразу же бросили меня в новый полёт к неведомому. Песня второй ветви Республики выделялась маршевой силой. Основная её тема звучала в единении человечества, единении всех его разрозненных фрагментов с тем, чтобы из них составилась мозаика величайшей в истории галактики картины торжества жизни — ни много ни мало. Человечество изображалось древом, корни которого многочисленны, но все они в итоге образуют единый ствол. Именно ствол возносится к солнцу и звёздам, корни же служат лишь условием этого вознесения. Тонко и остро, удивительно злободневно звучали слова ариал. Торжественность жила в каждом звуке, в каждом слове, но торжественность не пафосная, а какая-то естественная — в свете затронутой по-настоящему глобальной темы. Ариалы обрушили на меня своё видение Экспансии, и это не было виденьем сегодняшнего дня. Это был их путь к Экспансии, именно с таким посылом они прокладывали свою дорогу к звёздам. Когда-то именно такой подход помог ариалам собрать в кучу «корни» человечества на своей изначальной планете, чтобы из них выросло нечто невообразимое, нечто новое, гордое, торжественное.

Следом выступили снежки. Лизили включилась в песню с первых же слов, она вся отдалась ей — в этот момент все фракционные различия пали, передо мной были девчонки одной ветви человечества, неразделимые и единые в своём творческом порыве. Подспудно я ожидал от рыжей непосредственности чего-то весёлого и озорного, и по первым тактам полагал, что угадал, но нет. Сегодня мне вообще не судьба предугадывать, республиканки вели меня от и до. Нет, песня снежек не была грустной. Она казалась ритмично-ровной, немного с грустинкой, немного с весёлым смехом. Ближе всего по звучанию она была к земной «польке», но вот смысл… Там не было и не могло быть ничего поверхностного и развлекательного. Снежки пели о самоотверженности и самопожертвовании. Тема космоса звучала лишь мимоходом, песня была не о нём, он лишь подразумевался, как нечто естественное и неизживное — будет способность к жертвенности, будет и космос, и всё остальное тоже приложится…

Сидевшая рядом Кикки нежно и трепетно убирала поцелуями навернувшиеся у меня на глазах слёзы. Она сама при этом растроганно плакала, но с упорством звёздной продолжала проявлять свою удивительную заботу. Никто из кошек за всё время песен даже не вспомнил о сексе. Какими бы ни были республиканки повёрнутыми на удовольствии, они оставались целостными многогранными натурами, тонко чувствующими ментальную наполненность момента. Сегодняшний вечер был вечером патриотического единения. Чувственная игра на нём оказывалась чем-то глубоко второстепенным, несущественным, неважным.

После выступления снежек остальных словно прорвало, песни звучали одна за другой. Ветви переплелись, фракции смешались, остался лишь один пульсирующий нерв кошачьего единения, стиснутый стальными канатами пробирающих до глубины души голосов. Венцом импровизированному концерту стала «Песнь рода», в смысле — «песнь человечества». Именно она играла в Республике роль гимна, хотя под «Песнью рода» часто подразумевали целую гамму различных песен. Позже я даже вспомнил, что все исполненные первыми композиции входили в этот отнюдь не закрытый перечень, но именно эта, последняя, имела почти официальный статус гимна. Собственно, причина подобного была прозаична и крылась в её содержании.