…Тренировочную зону покинул спустя сорок минут. Весь в крови, но с ясным взором. Ярость оказалась усмирена. Оказывается, вода для неё сродни эрзацу, ей нужна полновесная кровь. И ярость её получила с лихвой. Теперь у меня за спиной, на татами, остывал свежий труп. Умирал недоносок долго. Харакири должно было показаться ему избавлением, хотя вещь вообще-то крайне неприятная. Недаром у японцев было принято делать харакири в присутствии близкого друга, который после милосердно отрубал страдальцу голову.
Я не был садистом, но о проявленной жестокости не жалел. Будь на месте Эйди Викера или Триша, я мог бы его пощадить, ограничившись ломкой. Насильника в тюрьме тоже не убивают. Но осознание того, что именно Милаха могла стать объектом насилия… Эта республиканка с совсем нереспубликанской потребностью в сильном плече… Нашедшая во мне не просто любовника, но это самое плечо, признавшая за мной роль без пяти минут старшего брата… От одной мысли, что её могли обидеть, и к чему это могло привести для её психики, глаза з
Кошки встречали вестника мести в полном составе — разве что не строем, — но и так нотки торжественности проскальзывали во всём их облике. Эйди сразу шагнула навстречу. Её ясная открытая улыбка окончательно примирила меня с реальностью.
— Ты заботливый, брат. Мне приятно.
— Кошка, из-за нас с тобой сегодня умер человек. Республиканец. Не вижу в этом ничего приятного, — поморщился, хотя и не смог сдержать ободряющую улыбку.
Валькирия лишь рассеянно кивнула и нежно-нежно прильнула своими губами к моим губам. В груди зашевелился птенец нежности, все неприятные мысли напрочь вымело из головы. Наши руки переплелись где-то на уровне груди и оказались зажаты стремящимися друг к другу телами.
— Его ещё можно откачать, — заметил я, обращаясь ко всем присутствующим. — Но я против. Будь это не Эйди… Как мечник я могу взять на себя его убийство. И отвечать за него буду сам, перед Орденом.
— Я не потащу в регенератор эту падаль, — бросила Триша.
Остальные покивали, для них убитый уже отошёл в прошлое. Да, жёстко, но причин жалеть его у них не было. Только Милена высказала особое мнение.
— Нет, Кошак, я против, — услышав её категорическую отповедь и заметив тонкую щель плотно сжатых губ, я невольно напрягся. Напрасно. — Его смерть — на нас всех. Не смей брать её на себя! Всё, что совершается внутри семьи, остаётся частью
— Старшая права, — согласно склонила голову Викера. — Не ты один его драл, а на смерть мы его обрекли всей стаей. Если с тебя спросят — мы все ответим.
Теперь пришёл мой черёд кивать. Спорить со Старшей и сёстрами не хотелось. В конец концов, им видней. Думаю, это далеко не первое убийство на совести стаи. Всё решив для себя, я повернулся к Эйди.
— Извини, кошка, — размыкать объятья не хотелось, но пришлось. — Мне нужно принять душ.
Сёстры не возражали. И, что характерно, никто не вызвался составить мне компанию. Внутри уютно подсвеченного помещения снял форму, сбросил её в утилизатор. Почему-то это показалось символичным: словно одноразовая униформа у мясника. Но дальше неприятные ассоциации не пошли, потому что заработал душ, своими рассеянными струями вымывая наваждение. Упёрся руками в стену, и так и стоял с минуту, ожидая, пока вода вымоет из тела неприятные ощущения, смоет с души чёрный нагар.
— Леон, я хотела сказать, — прозвучавший со спины голос принадлежал Викере. Та встала у дверей и не стремилась подходить ближе. — Я считаю решение старших сестёр оставить тебя наедине с самим собой неправильным. Это наша первая совместная операция, пусть и условно боевая. Никогда ещё на моей памяти ни одну валькирию или кота не бросали… вот так. Словно котёнка в воду: выплывет — молодец, нет — значит, не повезло. Сегодня я увидела достаточно. Ты готов убивать за сестёр, и делать это тяжело, кроваво, но правильно. В подобных миссиях мне часто приходится работать на допросах, реже — участвовать в подставных переговорах, на которых берут объект. Я готова взять тебя на следующий этап операции, в чём бы он ни заключался… ученик.
— Спасибо, Вик. Для меня это важно.
— Я знаю, Кошак. Ты правильный. И ты наш. То, что будет внутри стаи, не пойдёт больше никуда. Если нужно будет что-то сказать Тине, я своё слово скажу. Кошки тебя не оставят наедине с самим собой. Не пристало тебе дёргаться и метаться, пытаясь самостоятельно узнать то, что мы можем дать сами, и куда эффективней. Всё. Мойся и выходи, ужин уже ждёт.
Валькирии действительно ждали. Они сегодня вокруг меня едва ли не увивались, а говор за столом больше походил на мурчание счастливой кошки, чем на человеческий разговор. Ну и бурный вечер, куда ж без этого… Только ближе к ночи я всё же нашёл в себе силы выбраться на крышу Базы. Было там одно укромное местечко… И словно подарок судьбы, в этот раз там не оказалось ни одной чужой кошки. Облокотившись на парапет, я набрал номер Тины.
— Кошак? — та вопросительно вздёрнула брови. — Опять плакаться будешь?