Валькирии космоса. Книга 4. Кошак

— Потому что они там — дураки! — на этот раз перст взмыл ввысь, указывая куда-то в область потолка. — Я борюсь за свободу не для того, чтобы мне кто-то сверху указывал, с кем мне собираться и что обсуждать! Зачем мне менять одних хозяев на других? Мне вообще не нужны никакие хозяева! Мы, люди труда, сами сможем организоваться. Что Штарния, что Республика — всё едино! Это унижающий ценность человека инструмент. Пресс. Давящий и беспощадный. Всех загнали в пресс-формы, чтобы изготовить по одним лекалам! Теперь меня пытаются изготовить по лекалам подпольщика. Ха! Пусть подавятся. Правда, Горм?

В ответ вихрастый только скривился. Видимо, он неплохо знал своего визави, и даже отвечать не стал. Что воздух сотрясать, если ответ ничего не изменит? Фанатик сам для себя всё решил, в том числе и за Горма. Вернее, с учётом несогласия Горма, о котором был неплохо осведомлён, и задавал этот чисто риторический вопрос, лишь чтобы того лишний раз поддеть. Да уж, о том, что государство родилось из-за разделения труда и выделения управления в отдельную сферу общественной жизни — бунтарь явно не знал. Если все будут заниматься и управлением, и собирательством, и охотой, и земледелием — то есть всем понемножку — ни о какой эффективности труда не может быть и речи. А значит и о развитии экономики, когда именно специализация позволила зародиться феномену излишков, которые уже можно менять на продукт труда других специалистов, заготовлять впрок и вообще двигать развитие и усложнение социальных отношений.

Дискуссия за столом набирала обороты. Этому в немалой степени способствовало появившееся на столе спиртное. Почти без закуски. Странно… Зачем экономить на еде? Или это какой-то обычай подпольщиков — пить, не закусывая? Проявление какой-то их свободы, за которую они готовы любому горло вырвать? Словно подтверждая моё недоумение, Старик высказал общее мнение.

— А ты что не пьёшь, псионец? Или не уважаешь?

— Я бы не стал так выражаться, — хмыкнул в ответ, возвращая мужику ироничный взгляд. — Если напьюсь и не удержу поля — вам просто хана придёт. Некого уважать или не уважать станет. Одна пыль — и немного неубиваемой электроники. Вряд ли это ваш идеал свободы…

Старик предпочёл в ответ промолчать, как и остальные. Даже до самого упёртого моего соседа дошло, что превращение в пыль из-за абстрактного желания сделать псионца как все — не его идеал существования. Больше ко мне с дурацкими вопросами не подкатывали. Хотя в обсуждение втянуть пытались. Один разговор меня заинтересовал особо.

— Вот скажи, псионец, почему революционеров поголовно считают террористами? — вопрошал высокий статный молодец, сидевший обнявшись со второй за столом дамой, которого все здесь именовали Атлетом. И опять вопрос был риторическим. Вообще большинство вопросов сегодня были такими. Люди за столом всё знали лучше остальных, поэтому не слишком-то интересовались их мнением реально. Только ради фигуры речи. — Ведь никто и никогда не ставит цель убить как можно больше народу. Зачем? Если мы ради этого самого народа и сражаемся? Зачем нам устраивать массовые бойни? Это всё галимая пропаганда. Да, мы можем убить, даже массово. Но только врагов народа Штарнии. Понимаешь… тут главное не убить, тут важно нанести удар по самому важному. По символам. Это может быть какой-то культурный объект — не обязательно даже учреждение власти. Но лучше, конечно, какой-то объект, связанный с государством. А раз сейчас власть у Республики — лучше всего подходит именно их объект. И ты знаешь… сразу как-то снимается проблема массовых жертв. Ведь все, кто ассоциируется с символом Республики — это враги народа Штарнии. Бей — и не промахнёшься. Всегда в кого-то попадёшь. Это как стрелять дробью на охоте в летящий косяк птиц. Или в стаю мелких зверьков. Бабах! — И кто-то наверняка окажется повержен. А главное, будет нанесён удар по символу, возвеличенному в пропаганде.

— Лучше, конечно, чтобы символом был именно человек. Так понятней. Так до всех сразу доходит, — подтвердил Старик.

Что удивительно, по этому вопросу все за столом были единодушны. Они все были за борьбу с существующей системой. Собственно, именно эта борьба их и объединила. Не поэтому ли ко мне с самого начала отнеслись столь лояльно? Я ведь, в каком-то смысле, тоже был в их глазах борцом с системой. Эта наша общая борьба и сплачивала Сопротивление. Видимо, их руководство как раз и играло на этом объединяющем факторе. Не будь общей цели — они здесь давно бы погрязли в своих эгоистичных склоках. Как погрязли сейчас за столом, лишь на короткое время констатации общей цели обретя единство мнений.

— Ты, Атлет, лучше расскажи ему, что будешь делать, обретя власть, — насмешливо хмыкнул Фанатик.