Валькирии Восточной границы (СИ)

— Ты как ребенок, Володь. Если тебе сказали отдыхать, то для любого нормального гвардии офицера это значит — нажраться в дупель и заснуть среди голых барышень! — залихватски подкручивает ус гусар: — а ты трезвый как стеклышко! Непорядок-с!

— Надо признаться, мне импонирует такое определение отдыха — признаюсь я: — тем не менее…

— Володя! — гусар выхватывает откуда-то револьвер и приставляет его к своей голове: — я застрелюсь! Я пущу себе пулю в голову, если ты не пойдешь сегодня в салон! Сестрички Зимины! Наяды! Нимфы! Небесные создания! Володя, не губи мою жизнь вместе со своей! Старший Родовой Дар! Сегодня! Это наш вечер, Володя! Мы с тобой покорим всех барышень! А особенно сестричек Зиминых… да, тебе старшенькую, я помню. Удовольствуюсь младшенькой. А ты видел, как они танцуют? Сам черт из ада выскочил бы чтобы пару кругов с ними пройтись! У меня палец на курке устал, Володя! Ты хочешь стать причиной моей гибели? Мы же с тобой товарищи!

— Ну хорошо — вздыхаю я, глядя на покрасневшего гусара: — хорошо. Я приду. Но ненадолго. Мне сейчас не до того. Так, покажусь и все.

— И ладно — кивает гусар, опуская револьвер: — и пусть. Ненадолго. Ты главное к сестричкам Зиминым со мной вместе подойди, два танца буквально и все. Дальше я сам. Сам, сам, сам. Никто не жалеет бедного Леоне, все хотят его гибели. Так, все, я домой, мне надо переодеть мундир, но! Я жду тебя, Володя, жду тебя со всем пылом своей души и помни что ты дал честное офицерское слово! Вот только попробуй не прийти — я к тебе сюда завалюсь после салона! Честь имею! — гусар вскакивает на ноги, прикладывает два пальца к тулье кивера и так же залихватски — выскакивает из моей комнаты, по дороге отвесив подзатыльник Пахому.

— Вот же антихрист… — беззлобно ворчит Пахом: — опять вы с ним оскоромитесь, Ваше Благородие. Вам же теперь надо честь рода беречь, а то как в прошлый раз…

— А что было в прошлый раз? — интересуюсь я и Пахом тут же отводит взгляд в сторону. Видимо и впрямь мы с господином гусаром Леоне друзья-товарищи не разлей вода, как иначе это объяснить?

— Тук-тук! — в дверь просовывается любопытная мордашка валькирии Цветковой: — к вам можно? Меня Мария Сергеевна прислала!

— Разве так можно, в спальню к барину и вот так? — хмурится Пахом: — а ну как у него дела какие?

— Здравствуй, Цветкова — киваю я: — а зачем тебя полковник прислала?

— Велела мне от вас не отходить и научить всему что вокруг, а то говорит, что вы память потеряли и обязательно… — она отводит глаза в сторону: — помочь вам вспомнить надо. Вот.

— Интересный вы народ — усмехаюсь я: — вроде и военные, а по форме обращаться не умеете толком.

— Умею — обижается Цветкова: — еще как умею. Нам это не так важно. Мы же воины-монахини Святой Елены Первоапостольной. Мы не в армии служим, а по зову сердца, вот.

— Хорошо, воин-монахиня Святой Елены. Если ты у нас должна со мною везде быть… значит собирайся.

— Куда это? — моргает валькирия Цветкова.

— В салон некой мадам Лили. Там сегодня сестрицы Зимины будут — подмигиваю я ей и валькирия Цветкова на моих глазах становится красной как рак.

Спустя некоторое время я уже стоял у дверей салона мадам Лили под ручку с валькирией Цветковой. Как выяснилось несмотря на то, что все валькирии — воины-монахини, светская жизнь им не возбранялась. А покраснение у валькирии Цветковой произошло случайно. Вот просто она вдруг вспомнила что требник у батюшки на службе нечаянно перевернула… лет пять назад. А вот теперь — вспомнила и покраснела, вот. Так что никаких причин для того, чтобы отказываться от сопровождения гвардии лейтенанта Уварова в салон мадам Лили у нее нет, более того, она почтет за честь. И вообще, девчонки в казарме обзавидуются, вот. Я отметил в голове это «девчонки в казарме», решив все-таки однажды поинтересоваться бытовыми условиями валькирий, неужто и вправду в казармах живут? И предложил валькирии Цветковой прогуляться, подставив свою руку. Надо сказать, что серые шинели у валькирий были достаточно парадными — с аксельбантами и золотыми погонами, ничего похожего на армейское убожество в моем мире. Если бы не крой и не милитаристические финтифлюшки, вроде погонов, аксельбантов, ремня и длинного штыка на ремне — можно было бы перепутать с девушкой в дорогом пальто. Ну и конечно — шапка. Что-то вроде высокого гусарского кивера, но из этой же дорогой серой ткани, с прямой тульей и плоским верхом, с огромной кокардой в виде орла с опущенными крыльями и небольшим козырьком. Если бы подрезать у шинели полы до середины бедра, то в таком виде валькирия сможет сойти за мажоретку, каким их видел император Наполеон и какими они и дошли до наших дней, маршируя на парадах с барабанами и батонами в руках. Хм, интересно, а какие ноги у воина-монахини Святой Елены Равноапостольной скрываются под полами шинели?

— Мы пришли. Это тут — говорит валькирия и отступает на шаг, скрываясь у меня за спиной. Странно. Стоящий у дверей мужчина в парадном пальто — делает шаг мне навстречу и распахивает дверь.