Валькирия

Корабли вломились друг в друга, вздыбились, замерли и осели, дрожа до кончиков мачт, точно два жеребца, осаженные на скаку. Как я ни упиралась, меня метнуло вперёд, я посунулась лбом о скамью, шлем уберёг. Мир подвинулся перед глазами, оглушил грохочущий треск, потом визг мокрого дерева. Я ошалело вскочила, когда кмети начали перепрыгивать через борт на датский корабль. Воевода всё-таки обманул вражеского кормщика: серый парус упал чуть позже полосатого, и варяг, доворачивая правило, поймал катившуюся волну – словно Рарог, кинувшись вниз, пал на датский корабль, ударил в жёсткую ясеневую скулу… Наша лодья почти вползла к ним на палубу чёрным окованным носом, так накренив подмятое судно, что вода хлынула через борт. Ни один человек у датчан не устоял на ногах, и многие больше не поднялись, пригвождённые к палубе нашими стрелами. Я тоже выстрелила, хотя попозже других, когда зубастые якоря уже стягивали корабли. Верёвки никто не пытался рубить. Я кинула под скамью дедушкин лук, и сердце успело ёкнуть, как же это он будет лежать здесь без меня, ни разу до сих пор я так его не бросала… Я влезла на качавшийся перекошенный борт и спрыгнула на датскую палубу.

К тому времени викинги успели прийти в себя и дали отпор. Мужества им тоже было не занимать. Я подумала, а не больше ли толку остаться на нашей лодье и продолжать стрелять? Это моя трусость подала голос. Я вытащила меч.

Никогда раньше я не видела битвы, не видела, как люди убивают людей. Больше не было смешливых парней, сушивших порты, уплетавших вкусное варево всего полсуток назад. По палубе датского корабля перекатывался кровавый клубок, страшные звери, рыча, рвали друг друга. Мои побратимы потчевали врагов в хмельном жестоком пиру, убивали и сами готовы были на смерть… Век будут стоять передо мной искажённые лица, ощеренные рты и глаза, безумные безумием битвы! Счастлив, кто никогда не видел таких…

Славомир и Мстивой оказались на разных концах корабля. Славомир был уже ранен, правда, легко, кровь текла по лицу, капала с подбородка на грудь. Он не утирал её, белые зубы сверкали. Он был счастлив, он нападал на врагов, которых искал каждый день все двенадцать лет после гибели Неты… Он уходил от ударов, как заговорённый. Сумевший достать его лежал на палубе, разбросав мёртвые руки. Пока я глядела, Славомир свалил второго и засмеялся.

Потом я увидела, как двое датчан быстро переглянулись и устремились к нему, перешагивая через скамьи… Один был оружен длинным копьём. Каким образом я поняла, что они замышляли? Я кинулась наперехват, громко крича, чтобы предупредить Славомира. Я сцепилась с тем, что оказался поближе. Бородатый, он превосходил меня на голову и вблизи глядел необъятным. Он хотел отмахнуться, как от назойливой мухи, но мой меч пробороздил его панцирь и, видимо, дошёл до живого – викинг взревел и повернулся, замахиваясь. Меня учили отгадывать, каким будет удар. Тело не опоздало вспомнить науку, раздумывать не понадобилось, я выгнула спину, едва не коснувшись палубы шлемом, и ударила, как показывал воевода. Датчанин в это время снова замахивался; мой меч косо врубился ему в грудь и застрял. Я бы никогда не поверила, что у человека могут так выпучиться глаза, как у него. Он зашатался и словно забыл, что собирался делать. Не успев толком выпрямиться, я поскользнулась и, падая навзничь, свалила его вместе с собой. Неподъёмное тело обрушилось на мои ноги, черен меча вывернуло из руки, викинг напоролся ещё глубже, и я услышала какое-то бульканье, разом похожее на хохот и хрип. Я забилась, пытаясь высвободиться и давя подхлынувшую дурноту. Запах тёплой крови бил в ноздри. Я кое-как столкнула с себя умиравшего и приподнялась как раз вовремя, чтобы увидеть бок Славомира и занесённое копьё. Я не успевала уже достать меч и прыгнуть на выручку. Я вспомнила про неразлучный топорик, упёршийся железным углом мне в позвонки, выхватила его и метнула, и он проломил датчанину голову, но остриё шириной в ладонь всё-таки вошло Славомиру сбоку в живот, на два пальца выше ремня, сверху вниз.