Валькирия. Тот, кого я всегда жду

— Это свейский корабль. Сивая борода воинственно встала торчком.

— Молод ты меня поучать. Я сам вижу, что это свейский корабль, но на правиле та же рука, я-то не ошибусь.

Вождь не отмолвил на этот щипок. Дурной признак.

Немалое время он молча приглядывался, потом пробормотал:

— Кабы знать ещё, при нём ли Нежата.

— Не люблю оладий, когда они из тухлой муки, — подал голос Грендель, а я подумала про Нежату, и вновь вспомнились ласковые глаза красивого парня, ласковые слова. О том, как он шарахнулся, предал меня в крепости, вспоминать я не стала. Что с ним приключилось? Видно, мало хорошего, то-то ложка его укатилась в ту ночь, когда согревали умерших. Если в Новом Граде остался — вряд ли кметю, носящему Соколиное Знамя, даже в дружеском доме там было нынче уютно… А если шёл с Оладьей в поход, и тот убегал от нас, не чая пощады?.. А если нам только мстить останется за Нежату?..

Теперь-то вождь нипочём не бросит погони. После полудня я начала узнавать берега. Я никогда не видела их с воды, но всё-таки я их узнавала. Что значит дом! Даже глупый бекас летит в родное болото и мимо не ошибётся. Мне только совсем не нравились тучи, волнами катившиеся с моря. Иногда ветер рвал их, и вода вдали вспыхивала удивительной синевой, а сосновый лес из угрюмого делался бело-зелёным и очень нарядным, почти как перед весной, когда синица пробует голос и от снежного блеска слезает кожа со скул… но солнце и синева быстро гасли, видение вешнего дня сменялось померклым предзимьем, а на вершины деревьев наваливалась новая туча… Полосы летящего снега казались издали чёрными. Мудрые птицы наверняка загодя кормились в лесу по тихим местам. Не случилось бы вьюги назавтра или ночью. Тут станет, пожалуй, не до погони.

Мне захотелось, чтобы Стрибог послал бурю и Вождь захотел переждать её там, где однажды гостил.

Дыхание спёрло от сладкой боли в груди: уже вечером я обняла бы мать и сестрёнок, поклонилась дедушкиной могиле… Молчана, может быть, разыскала… о Яруне что-нибудь вызнала…

На преследуемом корабле гребли изо всей мочи, расстояние сокращалось неохотно.

— Зря я хвалил этого кормщика, — буркнул Плотица, когда очередной шквал накрыл нас сплошной пеленой летучего снега и неминуемо порвал бы парус, если бы парни его не сбросили вовремя. — Кто же в такую непогодь прижимается к берегу?

— Откуда тебе знать, что у них на уме, — сказал вождь, придерживая шапку, чтобы не унесло.

Но когда вокруг посветлело и вновь стал виден берег, мне показалось, Плотица досадовал справедливо. Корабля не было. Лишь прибой с рёвом бился о скалы. А за скалами вставали круглые горки, те самые, с которых я полтора года назад увидела парус-Берег здесь выгибался к востоку, входя в море каменным гребнем.

— Он за мысом, — предположил Блуд. Мы миновали мыс, и на какое-то время берег открылся почти до небоската. Корабля не было. Зато явила себя наша протока, и сердце мало не выпрыгнуло из груди. А ведь если не знать — ничей глаз её не приметил бы среди островков, бухточек и мысков… я жадно глядела и каждый камень была готова обнять.

— Бывает, лодья сразу тонет, когда её кладёт шквалом набок, — поскрёб затылок Плотица. — Особо если нагружена… Он теперь либо на дне, либо в протоке, или пусть отгниёт моя борода.

— Знать бы, при нём ли Нежата, — повторил вождь, словно про себя.

Блуда взогнали на мачту, и он долго вертел головой, высматривая тонущих людей в волнах или полосатый парус в разливе, за прибрежной грядой. Но ничего не увидел.

— Оладья мог лечь за островом, сняв мачту, — сказал воевода. — Войдём в протоку, посмотрим.

Воины спустили парус и сели за вёсла, потому что русло было узкое и каменистое.

— Какая ещё протока? — спросил Грендель, устраиваясь на скамье. Я указала рукой, и он недоверчиво покосился: — Ты-то, девка, почём знаешь?

— Она здесь жила, — ответил за меня побратим.

У меня стыдно дрожали губы, казалось, корабль прямиком вплывал в родную избу, так отчётливо знала я все муравейники, все шмелиные норки по берегам… но для других вокруг был лишь чужой лес, гудевший и рокотавший под ударами ветра. И жестокий враг впереди. Вождь стоял на носу и внимательно разглядывал одетые в снежные шапочки камни, торчавшие из воды. Если Оладья шёл перед нами, он мог оставить следы. Однако в протоке было течение, быструю воду ещё не схватило ледком, а потревожить снег на камнях могло не только весло…

Если у них Нежата, сообразила я вдруг, он вполне может вывести их и к деревне. Это он показал им протоку, некому больше. А ну не восхочет Оладья леденеть в разливе на вьюжном ветру; снявши мачту, играть с нами в прятки между бесчисленных островов… восхочет в тёплую избу, где можно сытно поесть и девку за косу изловить?!

За ворот хлынули муравьи, я давно уже так не пугалась. Корабль еле полз: я схватила бы из-под палубы лыжи и кинулась берегом, по целине, своим на подмогу… Блуд потом говорил, на меня жалко было смотреть, так я взметалась. А ведь уходила навек, Белену себе взамен старшей назвала и воеводе крепко клялась, мол, из рода извергнулась…