Валькирия в черном

Кого и как «отловили», естественно, не терпелось узнать, хотя и собственные новости так и рвались наружу.

Катя спрашивала всех встречных и поперечных в коридоре УВД: «Где Гущин?» Мимо оперативники галантно провели какую-то молодую девицу в форме официантки.

В другом кабинете Катя узрела Наталью Пархоменко – с ней вежливо беседовал сотрудник наркоконтроля.

Полковник Гущин вышел из мужского туалета. С пластырем на лысине, со счастливым лицом, какое обычно у мужчин после успешного посещения «места задумчивости».

Катя обрадовалась ему как родному.

– Федор Матвеевич, я только что от одной свидетельницы узнала поразительные вещи. А что тут у вас случилось?

– Ты обедала?

– Нет. Вы знаете, для меня местные кафе – целая проблема.

– Бзик у тебя. А я быка бы съел. Пойдем, у меня там пирожки, ребята из розыска в ларьке на станции купили – с мясом и сладкие с повидлом. Пока тут суд да дело, можно и пообедать.

Бзик бзиком, а станционные пирожки Катя съела. Запивая чаем, взахлеб рассказывала про то, что узнала от старушки Суворовой.

Гущин хмыкнул лишь:

– Давно она с обеими нашими дамами, Розой и Аделью, встречалась лично? Ты спросила ее, сколько она вот так лежит?

Нет, конечно, этого Катя не спросила.

– Возни много, а результатов мало – это у нас тут, это я про себя. Ты молодец, что эту Суворову откопала, информацию ее стоит обдумать, да пока некогда, – Гущин вздохнул. – А я вот, если одна моя задумка тоже блефом окажется, Наталью Пархоменко буду вынужден отпустить. В коробке и в пирожных, что она забрала, – ни наркоты, ни следов яда. Эксперт сделал экспресс-анализ.

– А что вы задумали? Вообще, как тут все было без меня?

– Активно, с огоньком, – Гущин снова хмыкнул.

Они пили чай, Гущин по привычке положил себе сразу пять кусков сахара. Катя слушала, не перебивая.

– Наркоконтроль галочку себе поставит в отчет, а мы снова в пролете, – Гущин поперхнулся чаем, схватился за мобильный.

– Ну как там у вас? Есть успехи?

– Пока нет.

– Обработали снимки?

– Да, тут у нас теперь целая галерея. Сразу несколько способов, как человек может изменить свою внешность – парики, очки, это все моделируется программой. Но официантка пока никого не узнает.

– Глазкову привезли – ту молодую официантку из ресторана «Речной», которая сказала, что видела на банкете в тот вечер незнакомую ей женщину, – Гущин отнял от уха мобильный. – Она здешняя, Наталью в качестве незнакомки в тот раз не опознала. Но я подумал… бабы ведь черт знает на что горазды. Вот Анна Архипова явилась с целым арсеналом, бойню устроила. И эта тоже могла внешность изменить, парик надеть, явиться инкогнито, отравить. Она ведь тоже вдова, не забывай. Ну, что там у вас? – Он снова приложился к сотовому.

– Говорит – не тот типаж.

– Что?

– Совершенно не тот типаж, – неслось из мобильного. – Глазкова говорит – та женщина выглядела совсем по-другому. Рост, фигура, скулы – этого гримом не скроешь. Может, ей еще снимки показать, у нас тут целый архив в компьютере?

– Точно, там ведь фотоархив трехлетней давности с похорон Бориса Архипова и снимки с похорон Александра Пархоменко. Покажите ей все, покажите фрагменты оперативного видео допросов свидетелей-женщин, – Гущин не скрывал досады и разочарования. – Финиш, вся наша операция в торговом центре коту под хвост. Наталью Пархоменко отпускаем. Против нее ничего у нас нет.

Катя пила чай и жевала пирог с повидлом. Боже, какой вкусный!

В тот вечер в лагере «Звонкие горны», на месте которого теперь заброшенная проплешина в лесу, подавали макароны с томатным соусом и сыром…

«А в тюрьме сейчас макароны дают…»

Никогда, никогда больше дети не ешьте макарон с острым томатным соусом, отбивающим тот, другой вкус…

Девочек-лесбиянок хотели выгнать из лагеря, даже подростки-одноклассники не желали терпеть их рядом с собой. Тогда, летом пятьдесят пятого, все это казалось немыслимым, оборачиваясь грязным скандалом…

Что же получается, Любовь Зыкова хотела заступиться за «униженных»? Погасить начинающий набирать обороты скандал таким вот чудовищным способом, от которого содрогнулся весь город? Она покарала их обидчиков? Подростков?

– Ты когда что-то ешь в этом городишке, у тебя такой вид трагический, – заметил Гущин. – Совсем как у моей жены, когда ей зуб удаляют.

В дверь кабинета заглянул оперативник:

– Федор Матвеевич, она опознала.

– Официантка? Кого?