Вальпургиева ночь

— ОПЯТЬ?—завопила Полли. — Сколько можно! В твоих соплях весь Семипендюринск утопить можно! Что за манера — сесть на сиделку и завыть?! Ты это бросай! Мы натурально влипли, тут мокнуть некогда!

Я послушно затихла, артистично размазав по щеке одну-единственную успевшую выкатиться слезинку.

— Что делать-то, Полин, что делать? — жалобно спросила я.

— Нереветь — раз, подумать — два! — Полина яростно заскребла макушку. — Ох, чует моя попа, это все из-за меня! Предупреждал меня Ула…

— Кто?

— Не важно, хотя нет, важно! — Полинка необычайно посерьезнела. — Слушай, Мих,ты… это… только не обижайся, я тебя кой о чем спросить хочу, ты только правду ответь! Ты так, чисто случайно, не ведьма ли?

Я поперхнулась. Открыла рот и вытаращилась на Полянку. А она-то откуда знает? Неужели это так заметно?

Полли не так истолковала мое замешательство и забормотала:

— Не, Миш, я не в обидном смысле, а в самом нормальном, то есть в ненормальном, в самом аномальном смысле. Вот.

Я потупила зеленые очи долу:

— Ну… да.

— Круто! — деловито сказала Полли, не выказав ни малейшего удивления. — Тогда зови Улу и говори, что мы влипли!

— Кого звать?!

— Помощника моего! Его Улой зовут, и кажется мне, что сейчас он где-нибудь кагор глушит, вместо того чтобы меня охранять! Давай, давай — он мне сам сказал, что ты их видишь!

Да уж, вижу! Да так часто, что самой надоедает. Значит, этого рыжего балбеса в бело-голубых штанах зовут Улой…

Умение видеть Помощников было моим самым неприятным даром. И до того момента, как я научилась отключать так называемый «третий глаз», здорово намучилась. Ну представьте себе: в любом помещении я всегда видела в два раза больше людей, чем там было на самом деле. При этом я их не только видела, но и слышала! А все Помощники, как назло, разговорчивые до жути. Полинкин Ула вообще ни на минуту не затыкался — вечно бубнил о том, какой это крест — охранять Полли. Обнаруживая, что я могу их видеть и понимать, Помощники принимались усиленно со мной общаться, при этом вовсе не на возвышенные и отвлеченные темы. После того как я начинала медленно звереть и пару раз с воплем: «Порешу!» кидалась тяжелыми предметами в абсолютно пустое с виду пространство, за меня взялась тетка Роза и в два счета научила отключать «второе зрение». После этого я пользовалась этим своим даром крайне редко, чаще всего чтобы просто посмотреть на чужого Помощника, И вот теперь Полина предлагала мне не просто заново открыть «третий глаз», но даже позвать ее Улу. Слава богу, что они не находятся при нас не отлучно… Хотя в некоторых ситуациях, вот как сейчас, это просто необходимо…

Я сосредоточилась, припоминая все советы и наставления тетки Розы. Потом еще раз огляделась. Но нет, даже теперь народу в полутемном коридоре не прибавилось (своего Помощника я видеть не могла).

— Ну чего? — нетерпеливо наскакивала Полина. — Улы нету, да? Так и знала, этот мой голубь… сизоштанный облюбовал где-нибудь погребок с кагором для первого причастия. А позвать-то, позвать его можно? Ну что-нибудь вроде: «Сивка-бурка, урка-мурка, стань передо мной, и все такое?»

— Можно…— Я сосредоточенно морщила лобик, вспоминая уроки тетки Розы. Обычно во время магических штудий меня одолевала дремота, да и сама тетка Роза любила повторять: «Заговоры да шепотки, племянница, дело хорошее, только выигрывает все равно тот, кто знает карате…»

Наконец в голове что-то сложилось. Я покосилась на Полину и начала:

Помощник мой, Хранитель,

От бед избавитель…

Полинка оживляет повествование

Мишка все-таки собралась и начала что-то бормотать. Я надеялась, что в этот раз она сработает как надо и мы получим-таки хоть и весьма сомнительную поддержку от Улы. И сработало! Запрос в небесную канцелярию дошел очень быстро, потому что Мишка не успела добубнить, как из темноты раздался оч-чень знакомый мне голосок с характ-тэрным северным акцентом:

— Ага! Чуть что — так сковородка ушастая, а как беда, так сразу Ула Недобитый Скальд..

Я перепугалась, что Ула кинется гордо перечислять имена всех своих предков, торчавших после его прозвища, поэтому завопила:

— Уличек, холодильник ты мой неразмороженный, иди сюда, на тьму божью!

— А какой холодильник? — настырно прогнусавил Ула, не спеша очаровывать общественность рыжими кудрями и эпатажными штанцами. — Опять обзываешься, да?

— Ты че, Улик! — застучала я себя в грудь, стараясь изобразить на личике самое искреннее выражение. — Ты у меня как в той рекламе… двухметровый красавец-швед!

На двухметрового красавца самолюбивый мой был согласен, поэтому стена рядом с нами заискрилась и из нее высунулся Ула, явно переживающий не самые лучшие времена. Волосы всклокочены, у арфы струны торчат в разные стороны, на вечной кожаной тужурке неуклюже прилеплена заплатка в форме кукиша… В общем, вид еще тот! Но все равно — это был Ула! Живой, то есть как живой, и вечно всем недовольный!

— Ула! — радостно завопила я, кидаясь к нему. Бумс! В порыве чувств я как-то подзабыла, что