Вальпургиева ночь

Понюхав из невидимой табакерки, Зрцадло ненадолго задумался, потом придвинул резное кресло к невидимому столу в середине залы, сел и, склонив набок голову, принялся писать в воздухе; предварительно он заточил и расщепил кончик воображаемого гусиного пера – спять же с такой пугающей отчетливостью имитируя реальность, что, казалось, был слышен даже скрип ножа. Затаив дыхание, следили за ним господа – прислуга еще прежде по знаку Пингвина на цыпочках покинула залу; лишь время от времени тишину нарушали боязливые стоны барона Константина, который не мог отвести глаз от своего «мертвого брата».

Наконец Зрцадло, сложно расчеркнувшись, закончил свое призрачное послание. Шумно отодвинув стул, он подошел к стене, долго шарил в одной из картинных ниш, где действительно нашел настоящий ключ, повернул деревянную розетку на панели, отпер показавшийся за ней замок, выдвинул ящик, положил туда свое «письмо» и снова закрыл пустой тайник.

Напряжение зрителей достигло предела; никто не слышал доносившегося из-за дверей голоса Божены: «Ваша милость! Господин барон! Нам войти?»

– Вы – вы это видели? Флугбайль, вы тоже это видели? Что это за ящик? И-или мне по-показалось? – нарушил молчание барон Эльзенвангер, заикаясь и всхлипывая от волнения. – Я-я даже не под-дозревал, что т-там есть вы-выдвижной ящик. – И он стал причитать, заламывая руки: – Богумил, ради Бога, я тебе ничего не сделал! Святой Вацлав, брат наверняка лишил меня наследства, ведь я уже тридцать лет не был в Тынском храме!

Императорский лейб-медик хотел было подойти к стене и осмотреть, однако его остановил громкий стук в дверь.

Створки раскрылись, и в залу, не дожидаясь приглашения, вошла высокая, стройная, закутанная в лохмотья женщина, представленная Боженой как Богемская Лиза. Ее прежде дорогое, с блестками платье все еще выдавало своим покроем и тем, как оно сидело в плечах и бедрах, всю бездну стараний, употребленных на его шитье. До неузнаваемости измятая, заскорузлая от грязи отделка воротника и рукавов была из настоящих брюссельских кружев.

Женщине было, несомненно, далеко за семьдесят, однако ее черты, несмотря на ужасные опустошения, причиненные горем и нищетой, все еще хранили следы прежней необычайной красоты.

Известная уверенность в движениях, а также спокойный, почти ироничный взгляд, которым она окинула трех господ – графиня Заградка вообще не удостоилась внимания, – явно свидетельствовали о том, что это окружение ей ни в коей мере не импонирует.

Некоторое время она, казалось, наслаждалась смущением мужчин, очевидно еще с юношеских времен преотлично ee знавших, во всяком случае гораздо лучше, чем им хотелось показать в присутствии графини. Богемская Лиза многозначительно ухмыльнулась и сразу предупредила вежливым вопросом императорского лейб-медика, который забормотал нечто совсем невразумительное.

– Господа посылали за мной; смею спросить, по какому случаю?

Пораженная ее чистым немецким языком, а также благозвучным, хотя и несколько хриплым, голосом, графиня, вскинув лорнет, исследовала пронзительным взглядом старую проститутку. Верным женским инстинктом мгновенно угадав по скованности мужчин истинную причину их замешательства, она поспешила разрядить тягостную ситуацию рядом быстрых, острых контрвопросов.

– Этот человек, – она кивнула в сторону Зрцадло, неподвижно стоящего перед портретом пепельно-белокурой дамы эпохи рококо, – не так давно проник сюда. Кто он? И чего ему надо? Мне сказали, он квартирует у вас? Что с ним? Он сумасшедший? Или пья… – Она не договорила – уже от одного воспоминания о недавней пантомиме ей стало не по себе. – Или… или, я хотела сказать, у него лихорадка?.. Может быть, он болен, – закончила она почти мягко.

Богемская Лиза пожала плечами и медленно повернулась к собеседнице – вернее, в сторону, откуда доносились слова. Кровь невольно бросилась в лицо графини, настолько высокомерное и презрительное выражение было во взгляде этих воспаленных, лишенных ресниц глаз, смотревших сквозь нее так, словно перед нею было пустое место,

– Он, упал с садовой стены, – поспешно вмешался лейб-медик. – Сначала мы думали, что он мертв, и потому послали за вами… Кто он и что он, – судорожно продолжал Флугбайль, пытаясь помешать дальнейшему обострению конфликта, – конечно, не имеет значения. По всей вероятности, лунатик. Вы, надо полагать, знаете, что это такое. Гм. Да. И сегодня ночью вам придется немножко присмотреть за ним. Будьте так любезны, заберите его. Кто-нибудь из слуг или Божена помогут вам. Гм. Да. Не правда ли, барон, вы ведь позволите?

– Да. Да. Только кончайте с этим! – захныкал Эльзенвангер. – О Боже, прочь, прочь!

– Его зовут Зрцадло. Видимо, актер. Вот и все, что мне известно, – спокойно сказала Богемская Лиза. – Ночами бродит по кабакам и дурачит публику. Впрочем, – она покачала головой, – знает ли он сам, кто он – вот на это вам, пожалуй, никто не ответит. Кроме того, я не интересуюсь, кто мои постояльцы. Я не любопытна. Пан Зрцадло! Пойдемте! Ну пойдемте же! Разве не видите – это не постоялый двор!