Вальс для принцессы

– Да что хотите, надеюсь ананасов вам не надо?

– Да ну, какие там ананасы, я их и раньше—то не пробовала.

– Крупы любые, тушенка, овощи, яблоки, мандарины, сгущенка, сахар, конфеты. Только это все недешево стоит. Что у вас есть-то? Сразу предупреждаю, денег мне не надо, вот если есть золото, камушки, это – да, возьму.

Наташа, подавленная обилием перечисленного, дрожащими руками торопливо, как будто боясь, что у нее отнимут саму возможность получить хоть что-то, развернула сверток, положила на стол шесть монет и коробочку с кольцом. Марина открыла коробочку. Камень в кольце, отражая свет лампы, брызнул колючими искрами по стенам комнаты. Лицо Марины странно преобразилось, черты его заострились, и она стала похожа на зверя, готового сделать последний прыжок и вонзить зубы в горло загнанной жертвы.

Она встала, взяла в руки лампу и кольцо, и почему-то пошла к окну, как будто бы хотела, чтобы кто-то с улицы посмотрел сквозь замерзшее стекло на кольцо. Расчистив участочек окна от инея, она провела кольцом по стеклу, послышался визгливый скрежет. Марина внимательно всмотрелась в стекло, придвинув лампу почти вплотную к нему.

Когда она вернулась к столу, на лице ее было выражение, которое бывает у сытой кошки, которая, лежа на солнцепеке, благодушно взирает прищуренными глазами на окружающий мир. Марина положила кольцо в коробку, закрыла ее и положила около себя, означив таким образом некое право собственности. Потом взяла в руки одну из монет, взвесила ее, покачав на ладошке, попробовала на зуб, внимательно осмотрела с обеих сторон, поднеся монету к лампе, взвесила каждую из оставшихся монет в руке, придвинула к себе всю кучку.

– Ладно, беру все. Что вы хотите за это?

– Ну, я не знаю, у меня хлебные карточки украли, вообще есть нечего.

– Хорошо, две рабочие хлебные карточки я завтра могу принести.

– То есть как, и это все?

– Да не бойся, не бойся, за это только монеты возьму, – перейдя вдруг на «ты», покровительственным тоном сказала Марина, – А за кольцо дам по пять банок тушенки и сгущенки, пять кило макаронов, кило яблок и мандаринов. Считай, это только от доброты моей. Ребенка твоего жалко.

– Ну, добавьте крупы еще килограмм пять хотя бы.

– Ладно, будет тебе гречка. Завтра часа в четыре шофер, Дима, тебе все и завезет. Эх, к этому кольцу да сережки бы такие же!

Наташа дернулась, открыла было рот, но ничего не сказала. Марина заметила это.

– Ну что, есть сережки? Чего жмешься, вижу что есть. Давай, я тебе за них то же, что и за кольцо дам, да карточки каждый месяц буду приносить до апреля, глядишь, зиму и протянете. Могу еще коробочку витаминов дать, сына подлечишь, а то он у тебя доходной уже.

– Да они у подруги, завтра с утра схожу за ними, тут недалеко.

– Ну, ну, у подруги… Ладно, завтра с шофером сама зайду, тоже часа в три.

– Только монеты и кольцо я сейчас не отдам.

– Не веришь? Ну, правильно и делаешь, нынче каждый сам за себя.

Марина еще раз огляделась вокруг, как бы запоминая обстановку комнаты.

– Слушай, а соседка эта, она что, одна тут жила?

– Да, у Надежды Борисовны никого из родных не осталось.

Марина задумчиво застегнулась на все пуговицы и крючки, зашла в комнату к матери за рукавичками, потрепала рукой Васю по голове на прощание и ушла.

У Наташи на сердце было неспокойно. Не понравилась ей Марина Яковлевна, но что было делать. То, что та пообещала, звучало как сказка. Непонятно было только одно, откуда в осажденном городе могло взяться все это. В декабре по карточкам вообще ничего кроме хлеба не давали, а тут яблоки и даже мандарины, которые и созрели то совсем недавно.

Сильно удивилась бы она, как и большинство жителей осажденного города, если бы узнала о том, что руководителю обороны Ленинграда и первому секретарю горкома партии товарищу Жданову регулярно доставляют на самолете любимые им ананасы, а меню столовой Смольного не уступает довоенному меню ресторана «Астория». После революции в России власть на всех уровнях руководствовалась, прежде всего, принципом самосохранения. Сейчас ей не нужны были те, кто ничего не мог сделать для ее защиты. Более того, они мешали. И первой военной зимой сотни тысяч ленинградцев, обреченных на голодную смерть в осажденном промерзшем городе, были даже не похоронены, а просто свалены в безымянные братские могилы на Пискаревском и Серафимовском кладбищах, либо сожжены в печах кирпичного завода.

Утром Наташа проснулась до того, как встал Вася. Она растопила печку, достала из тайника в ванной узелок и зашитую коробку. Вытащила из узелка коробочку с сережками, положила ее в стол, накинула тулуп, вышла из квартиры и спустилась во двор. Ночью выпал сильный снег и Ильдар разгребал неширокие дорожки. Наташа подошла к нему.

– Здравствуй, Ильдар.

– Здравствуй, Наташа. Ну как, приходила к тебе эта женщина?

– Приходила, почти договорились, она сегодня должна с шофером приехать. Вот только что-то сердце у меня не на месте. Давай, зайдем к тебе, поговорить надо.

– Хорошо, поговорим, у меня чайник еще горячий, вот только угостить нечем, хлеб да кипяток.