Вальс на прощание

— Великолепно, — воскликнул трубач, благодарный за возможность польстить главному врачу.

— Но у меня здесь нет партнеров, чтобы организовать настоящий оркестр. Разве что аптекарь довольно прилично играет на рояле. Раз-другой мы пробовали сыграться. Знаете что? — задумался он. — Когда Ружена придет на комиссию…

— О, только бы пришла! — вздохнул Клима. Доктор Шкрета махнул рукой:

— Туда все с радостью приходят. Но на комиссии требуется и присутствие отца, так что вам придется явиться вместе с ней. А чтобы вам не приезжать сюда только ради этакой ерунды, вы могли бы приехать накануне, и мы вечером дали бы концерт. Труба, рояль, барабан. Tres faciunt orchestrum[1]. Если на афише будет ваше имя, аншлаг обеспечен. Как вы к этому относитесь?

Клима всегда был даже слишком требователен к профессиональному совершенству своих выступлений, и предложение главного врача еще вчера показалось бы ему просто-напросто абсурдным. Сегодня же его не волновало ничего, кроме чрева одной-единственной медсестры, и потому на вопрос главного врача он ответил учтивым восторгом:

— Это было бы великолепно!

— В самом деле? Вы за?

— Разумеется.

— А что вы думаете по этому поводу? — обратился Шкрета к Бертлефу.

— Что это замечательная идея. Не представляю, однако, как за неполных два дня вы успеете подготовиться.

Вместо ответа Шкрета встал и подошел к телефону. Набрал какой-то номер, но там никто не отозвался.

— Самое главное — немедленно сделать афиши, но наша секретарша, должно быть, обедает, — сказал он. — Освободить зал проще простого. Общество народного образования организует там в четверг лекцию по борьбе с алкоголизмом, которую должен прочесть мой коллега. Он будет счастлив, если я попрошу его сказаться больным и отменить ее. А вам придется приехать уже в четверг в полдень, чтобы нам немного порепетировать и посмотреть, как у нас получается. Или это не обязательно?

— Нет, нет, — сказал Клима. — Обязательно. Перед концертом надо немного сыграться.

— Я тоже так считаю, — согласился Шкрета. — Мы выбрали бы самый эффектный репертуар. Я отлично исполняю на барабане «Сент-Луис Блюз» и «Святые маршируют». У меня подготовлено и несколько сольных номеров, любопытно, что вы на это скажете. Кстати, что вы делаете сегодня после обеда? Не хотите ли попробовать?

— К сожалению, сегодня после обеда мне предстоит уговаривать Ружену пойти на кюретаж.

Шкрета махнул рукой:

— Плюньте на это. Она пойдет на это и без уговоров.

— Пан главный врач, — просительно сказал Клима, — лучше в четверг.

— Я тоже думаю, что вам лучше подождать до четверга, — поддержал трубача Бертлеф. — Наш друг сегодня, пожалуй, не в силах сосредоточиться. Кроме того, по-моему, он не взял с собой трубы.

— И в самом деле, — согласился Шкрета и повел приятелей в ресторан напротив. Однако на улице их догнала медсестра Шкреты и настойчиво стала просить пана главного врача вернуться в кабинет. Доктор Шкрета извинился перед приятелями и послушно поплелся вслед за сестрой к своим бесплодным пациенткам.

7

В свою маленькую комнатушку в доме Маркса Ружена переехала примерно полгода назад от своих родителей, проживавших в недалеком поселке. Она надеялась, что самостоятельное житье сулит ей невесть какие радости, но за это время поняла, что комнатушкой и свободой пользуется не столь успешно и разнообразно, как мечталось ей прежде.

Вернувшись с работы после трех часов дня, она была неприятно поражена тем, что дома ее ждет, развалившись на диване, отец. Его приход был некстати: она хотела сосредоточенно заняться своим туалетом, причесаться и тщательно выбрать то, что наденет.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она его раздраженно, досадуя на привратника, который знал ее отца и готов был когда угодно в ее отсутствие открыть ему комнату.

— Выпала свободная минута, — сказал отец. — Сегодня у нас здесь учения.

Ее отец был членом добровольной дружины общественного порядка. Врачи посмеивались над стариками, которые с повязками на рукавах важно расхаживали по улицам, и поэтому Ружена стыдилась отцовской деятельности.

— Охота тебе, — проворчала она.

— Скажи спасибо, что твой папка никогда не бездельничал и не собирается бездельничать. Мы, пенсионеры, еще покажем вам, молодым, на что горазды!

Ружена решила дать отцу высказаться, а самой тем временем продуманно выбрать платье. Она открыла шкаф.

— Хотелось бы знать, на что вы горазды, — сказала она.

— На многое. Это курорт мирового значения, девочка. А как все тут выглядит! Детвора носится по газонам!

— О, Господи! — выдохнула Ружена, роясь в платьях. Ни одно из них ей не нравилось.

— Если б только детвора, а то собак тьма! Национальный комитет давно постановил, чтоб собак водили на поводке и в наморднике! Да здесь никому дела до этого нет, каждый чудит, как хочет. Ты только погляди, что там в парке!

Ружена вынула одно платье и стала раздеваться за полуоткрытой дверцей шкафа.

— Все обоссали! Даже песок на детской площадке! А теперь представь, что какой-нибудь ребенок играючи выронит в этот песок намазанный ломоть хлеба. А потом удивляешься, откуда столько болезней! Ты погляди-ка!