Вальс одиноких

Глеба пассивность Иветты беспокоила мало. Он теперь имел неплохие деньги и считал, что женщина имеет право не работать, если у нее есть возможность. Он и сам был не очень прилежен, работал по настроению, урывками. Однако в личной жизни вдруг захотелось стабильности. До сих пор он не придавал значения связям с женщинами — с легкостью сходился и без печали расставался. Но теперь интуиция подсказывала, что он может потерять Иветту, если не скрепит отношения браком. А терять ее не хотелось! В Иветте были те постоянство и глубина, которых так не хватало ему самому. А еще искорка таланта, позволяющего ей понимать его сложную натуру, поиски и метания, не осуждая их.

Они подошли к боковой границе сада — низенькой решетке, ограждающей полноводную Фонтанку. Остановились, посмотрели на воду: она почти освободилась ото льда. Иветта вдруг высказала сожаление, что в саду теперь даже летом нет фонтанов. Фонтанов, давших название реке, которая в далеком прошлом поила их…

— Да, — согласился Глеб, — жаль. И не только фонтаны исчезли. Ты представляешь, каким был этот сад при Петре?

— Примерно.

— А я могу тебе точно сказать. Это же была царская резиденция, визитная карточка новой России. Сад тогда выходил к самой Неве, знаменитой ограды не было, проезжей части тоже. Зато при входе стояла красивейшая галерея. Во время петровских ассамблей там столы с яствами устанавливались. А знаешь, что было на этом месте, где мы сейчас стоим?

Иветта помотала головой.

— Первостатейный грот: стены отделали туфом, перламутром, разноцветными камнями. В нишах стояли бюсты и статуи, и все в оригинале. Нынче-то на аллеях сплошь копии, да и павильоны почти не сохранились.

— Все прекрасное в этом мире исчезает, — меланхолически заметила Иветта.

— В данном случае причина очевидна: наводнения дважды полностью разрушали сад.

Иветта оживилась:

— А помнишь? Джон говорил, что наводнение — символ бурных чувств и страсти. — И тут же, повернувшись к Глебу, игриво прошептала: — Моя река тоже выходит из берегов и грозит разрушить остатки моего садика.

Глеб снисходительно улыбнулся, наклонился к лицу Иветты, и их губы соприкоснулись. Играя языками, любовники долго не размыкали их.

Казалось бы, зачем целоваться в саду, если есть общая крыша над головой? Но поцелуи над рекой всегда имеют другой вкус, чем в душной квартире. Наконец они, задохнувшись, разъединились. И Глеб тут же использовал язык по другому назначению:

— Иветта, милая, давай скрепим наши отношения печатью ЗАГСа. Мы уже проверили друг друга. Наша любовь крепкая и настоящая. Что нам еще ждать?

— Ты меня удивляешь, Глебушка. Нам ведь и так хорошо вдвоем. И Сатья нас уже обвенчал по-восточному. Что еще надо? Не будем ничего портить.

Нет, Иветту не волновало, как она будет выглядеть рядом с Глебом лет через десять-пятнадцать. Она думала только о Глебе. И не хотела связывать его никакими обязательствами.

Глеб возразил, упрекая Иветту в недоверии, но она перевела разговор на дочь. Аня обжилась в Финляндии неплохо. Устроилась работать в Интернет-кафе компьютерным администратором: главными в этом деле считались языки программирования, а в них Анна была асом. Совмещать работу с учебой оказалось нетрудно: каждый студент занимался здесь по индивидуальному плану. Иветта лукаво сообщила, что Аня получает только тройки. Не успел Глеб удивленно приподнять брови, как она пояснила, что в Финляндии бытует трехбалльная система. «Тройка» — это отлично. «Единица» — удовлетворительно. И жила дочь в хороших условиях. Общежитие представляло "собой трехкомнатную квартиру, причем каждый студент имел отдельную комнату. Общими были кухня и гостиная с мягкой мебелью. Еще Аня посещала бассейн и тренажерный зал. Одним словом, все у нее было замечательно. Одно расстроило Иветту: дочь написала, что не приедет домой на летние каникулы. Она собиралась поработать в студенческом лагере, подкопить денег, а затем посмотреть Скандинавские страны, махнуть на пароме «Силья Лайн» в Швецию и дальше.

— Анюту твою теперь ищи как ветра в поле, — заметил Глеб. — Кстати, может, и нам рвануть куда-нибудь?

— Я еще от Индии не отошла, — возразила Иветта. — Встретим белые ночи в родном городе.

— Тоже хорошо. Или проведем медовый месяц в Карелии!

— Глебушка, прекрати этот разговор.

Глеб вздохнул, и они пошли к выходу. Моська не отставала. У дома Глеб обернулся и дрыгнул ногой, слегка отпихнув собачонку:

— Пошла прочь, Моська.

Моська отбежала на пару шагов и остановилась, умоляюще глядя на Иветту. Спасительница сжалилась:

— Давай возьмем ее к себе. Я буду о ней заботиться.

— А обо мне кто будет заботиться? — изобразил ревность Глеб, но тут же добавил: — Разве я могу возражать? Дом твой. Только смотри, Иветта, какие хлопоты ты на себя взваливаешь. У меня уже была собака, так я зарекся. Даже утром не поспишь сколько хочется.

Собачонка почувствовала, что разговор о ней, и приблизилась. Едва Глеб приоткрыл железную дверь подъезда, как счастливая Моська шмыгнула внутрь. Так же радостно опережая новых хозяев, она вбежала в квартиру.

* * *