– Послушай, Шума, – доброжелательно пояснил Нур-Син. – Ты сам должен понимать, что Намтар стоит у тебя за спиной. Он уже занес меч, так что ты лучше говори. И говори правду. По правде будет и награда. Соврешь – Намтар опустит меч. Скажешь правду – сохранишь жизнь и, может, даже получишь награду. В том порукой принц-наследник, присутствующий при нашем разговоре. Поэтому не надо перед ним вилять, каяться, изображать горе, пытаться разжалобить господина. Ты лучше говори.
– Горцы… Горцы напали на наш караван, когда мы шли в Сарды. Ограбили, связали руки, отвели в Кирши, там посадили в земляную яму, потребовали написать домой, чтобы прислали выкуп. Я написал, господин. Что я мог поделать? Жить хотелось. Думал, вывернусь как-нибудь.
– Вывернулся? – спросил Нур-Син.
– Нет, господин. Выкуп привез мой старший сын. Они ограбили его и посадили в ту же яму, где сидел я. Он рассказал, жена все продала, а толку… Теперь, наверное, нищенствует в Сиппаре.
Лицо Лабаши исказилось, стало гневным, с примесью брезгливости.
– Скажи ему, писец, – заявил он, – в Сиппаре нет нищих! Есть бездельники и тунеядцы, а также бродяги, отбившиеся от соотечественников и пренебрегающие долгом перед приютившей их землей! – с резкостью в голосе добавил юнец. – Всем хватает милостей, распределяемых в храме Блистательного Шамаша Эбаббаре. Также спроси этого негодяя, где он жил в Сиппаре?
– Где ты жил в Сиппаре, негодяй, – спросил Нур-Син.
– На улице победоносного Нинурты. Возле восточных ворот, ведущих к Тигру.
Лабаши, по-видимому, самому наскучила утомительная игра в величие, которая требовала непременного посредничества между подлым черноголовым и облаченным царственным светом наследником. А может, он решил, что в достаточной степени осадил навязанного ему писца – теперь тот будет знать свое место. Он даже несколько расслабился, подался вперед и попросту спросил:
– Послушай, несчастный, как твое полное имя?
– Мардук-шума-узур.
– Ты говоришь правду?
– Да, господин.
– Я слыхал о таком. Выходит, ты не из инородцев?
Шума вскинул голову.
– Да, господин… О, господин! Может, вы что-нибудь знаете о моей семье. О Ринде и дочках?
Лабаши откинулся к спинке кресла, некоторое время не без интереса рассматривал перебежчика. Нур-Син, в свою очередь, с тем же любопытством поглядывал на наследника. Тот совсем опростился – заговорил с сиппарским акцентом, над которым смеялись во всей Вавилонии.
– Она сдает их в наем. Да и сама не прочь подцепить какого-нибудь прохвоста с тугим кошельком.
Шума опустил голову. Нур-Сину было видно, как у него несколько раз дернулось адамово яблоко.
– Когда я уезжал, тройняшкам было по одиннадцать. Храмовый жрец уверял, что тройняшки – это к счастью. Вот оно, счастье…
Он замолчал, как-то разом ожесточился.
– На все воля Мардука, – утешил его Нур-Син.
Пленный поднял голову, криво усмехнулся.
– Что-то не верится, чтобы Мардука-Бела занимали беды такой мелкой козявки, как я. Как говорится, только жить начал, прошло мое время. Куда ни гляну – злое да злое! К богу воззвал, он свой лик отвернул.
– Я гляжу, ты не чужд поэзии, – удивился Лабаши. – Расскажи правду, и облегчишь свою участь.
– Чем, господин? – спросил Шума. – Разве что пытки будут легче? Не станете жечь пятки огнем? Ломать кости?
– Нет, Шума, – вступил в разговор Нур-Син и одновременно положил руку на запястье Лабаши – помолчи, мол. Тот вздрогнул, однако сумел сдержаться. – Расскажи правду, чтобы мы могли помочь тебе. Теперь ты во власти закона, царствующего в Вавилоне. Ты можешь обратиться за милостью.
– К кому, господин? – усмехнулся Шума.
– К принцу-наследнику. Вот он, перед тобой. Он вправе ходатайствовать перед царем. (При этих словах юнец не удержался и скорчил недовольную гримасу.) Теперь ты его клиент, но, прежде всего, и это перво-наперво, ты свободный человек. Вот и веди себя как свободный человек.
Шума зарыдал. Взахлеб, со слезами, попытками освободить связанные за спиной руки. Лабаши сделал знак стражам, те сняли путы. Пленный вытер тыльной стороной ладони лицо.
– Я – свободный человек?! Я могу идти куда захочу? А мой сын, что остался у варваров? Он по-прежнему раб и ему некуда идти. Ему остается одно – сидеть в колодках и ждать, когда отрежут голову. Как, впрочем, и мне. Зачем мне свобода? Зачем мне это, если мне идти некуда? А Ринда моя свободна? Стоит мне появиться в Сиппаре, и она наложит на себя руки. Я знаю ее, я ее такую и брал в жены. Она сгорит от стыда. А дочки? Они тоже свободны продавать свои тела? Зачем им такая свобода?
– Вот и давай разложим все по полочкам, – поддержал его Нур-Син. – В чем мы можем помочь тебе, в чем ты сам должен помочь себе. Как иначе, Шума? Ты грамотен, знаешь стихи о несчастном страдальце. Стихи, конечно, полезное занятие, но и руки к своей судьбе следует приложить. Нельзя же как отвязанная лодка поддаваться течению. Итак, они оставили сына в заложниках? Как ты попал в полевую ставку царя Аппуашу?