Вальтер Скотт

Ясно, конечно, что Скотт не нуждается в дополнительном возвеличении и чрезмерных восторгах — он достаточно велик сам по себе, и приводимые Пирсоном факты говорят об этом более чем красноречиво. Тем более огорчительно, когда Пирсон как бы забывает о фактах и отходит от объективности в изображении некоторых второстепенных персонажей биографии. Скажем, герцог Веллингтон, действительно гениальный полководец и патриот, однако далеко не прогрессивный деятель торийского кабинета министров, в обрисовке Пирсона не лишен «хрестоматийного глянца». С другой стороны, один из крупнейших поэтов английского, да и всего европейского романтизма, С. Т. Колридж, выведен на страницах книги в подчеркнуто приземленных обстоятельствах, даже комичных, что скрадывает истинные масштабы его дарования и его значение в истории литературы. Едва ли справедлив Пирсон и по отношению к многолетнему другу Скотта Джоанне Бейли. Если сам Скотт был чрезмерно высокого мнения о достоинствах ее стихотворных трагедий, то его биограф, напротив, дает им неоправданно уничижительную оценку. Время же показало, что Джоанна Бейли, разработавшая жанр романтической трагедии в стихах, заняла в истории литературы хотя и скромное, но определенное место. Не повезло у Пирсона и Джеймсу Хоггу: этот «чудак» и забулдыга на самом деле был значительным шотландским поэтом, чего из книги никак не следует. В ряде случаев занижение оценок происходит у Пирсона, вероятно, помимо воли автора. «Светильники горят ярче, когда стоят далеко один от другого, — замечал Скотт, — поставьте их рядышком — и каждый в отдельности померкнет в сиянии соседних». Скотт был не светильником — светилом первой величины, и его сияние, попятно, поубавило блеска менее крупным дарованиям. Однако в других случаях характеристики, которые дает Пирсон, обнаруживают свойственный этому биографу консерватизм. Так, например, происходит с уже упомянутым портретом герцога Веллингтона. Так происходит тогда, когда биограф, с диккенсовским презрением[4] живописуя политическую свистопляску вокруг Билля о реформе, выносит за одни скобки («толпа») и трудящихся, искренне веривших, что принятие билля принесет им облегчение, и политических махинаторов-вигов, сыгравших на этой вере в своих собственных целях. Так происходит и с Робертом Бёрнсом, революционные взгляды которого, по выражению Пирсона, «остерегли» Скотта «от хмельного санкюлотства посетителей дамфризской таверны».

Оставив знак равенства между революционным мировоззрением поэта и «хмельным сапкюлотством» на совести Пирсона и не оспаривая того, что Бёрнс, возможно, и делился кое-какими мыслями со своими земляками, жителями городка Дамфриза, за кружкой эля, отметим все же: прямых указаний на то, что именно революционные взгляды Бёрнса так-таки и отпугнули от него Скотта, пет. Скорее уж их не свела судьба, которая свела Скотта с Байроном — несмотря на бунтарский дух, революционность и антимонархизм последнего, почему-то не «остерегшие» Скотта от общения с ним. Скотт (и основания считать именно так дает сам Пирсон) вообще был не из той породы людей, кого что-то от кого-то могло «остеречь»; он был человек смелый.

Независимость, духовное мужество и достоинство таланта Скотта очевиднейшим образом проявились в его демократизме, которым восхищался еще Пушкин: «Шекспир, Гёте, Вальтер Скотт не имеют холопского пристрастия к королям и героям»[5]. Те же качества лежат и в основе исключительной скромности Скотта-писателя, позволявшей ему от чистою сердца восхищаться достижениями классиков и современников и ни во что не ставить собственные сочинения. Приводя автооценки Скотта, биограф, естественно, обязан внести в них необходимые коррективы, и Пирсон блестяще справляется с этой задачей.

Умение свободно, живо и ненавязчиво оперировать эстетическим материалом можно отпести к характерным особенностям Пирсона-биографа. Критические суждения об отдельных произведениях Скотта, рассыпанные на страницах книги, органически входят в повествование и, за одним исключением, точны и доказательны при всей их лапидарности. Исключение представляет оценка романа «Айвенго», который Пирсон относит к числу самых неудачных произведений Скотта. Суровое это суждение столь немотивировано, что, собственно, и спорить тут не о чем. Читавшие этот роман прекрасно знают, что в «Айвенго» есть и увлекательная фабула, и выразительно переданные приметы исторического времени и быта, и сугубо «скоттовские» характеры — свинопас Гурт и шут Вамба. Лучше всего опровергает Пирсона тот факт, что вопреки его утверждению роман этот и по сей день пользуется у читателей неизменной любовью.