Вальведр

— Я вовсе не силен, — отвечал он с меланхоличным добродушием, — я совершенно такой же, как другие, я немощен в борьбе моих привязанностей против моей логики, и очень часто доверие мое к Богу смущается чувством моего умственного убожества. Поэты, пожалуй, менее нас подвержены этому чувству: они упиваются идеей величия и могущества, которая утешает их, хотя и сбивает с пути. Человек, предающийся размышлению, хорошо знает, что он слаб и всегда рискует так злоупотребить своим избытком сил, что они иссякнут. В забвении своих собственных бед заключается для него возобновление или сохранение его способностей, но этого спасительного забвения нельзя найти ни в лености, ни в упоении, а только в изучении великой книги природы. Вы это увидите по мере того, как будете жить. Если, как я думаю, вы живо чувствуете, то вам скоро покажется утомительным быть героем поэмы вашего существования, и вы не раз будете просить Бога заменить вас самих в ваших работах. Бог услышат вас, потому что Он — великий слушатель мироздания, Он слышит все, отвечает на все по мере потребности каждого существа знать разгадку своей судьбы. Стоит только почтительно подумать о Нем, созерцая малейшее из Его творении, чтобы очутиться с Ним в непосредственном сношении и интимном разговоре, подобно ребенку с отцом. Но я уже чересчур долго наставляю вас и уверен, что вы заставляете меня высказаться, чтобы слышать резюмирование банальным языком всего того, что ваше блестящее воображение знает гораздо лучше меня. Раз вы не хотите идти в одно место со мной, я не хочу вас долее задерживать. До свидания и счастливого пути!

— До свидания! Но где же и когда, дорогой доктор?

— До свидания. Во всем и повсюду! Ибо наша жизнь есть не что иное, как один из переходов жизни бесконечной, и мы это чувствуем. Не знаю, имеют ли растения и животные инстинктивное понятие о вечности, но человек, и особенно человек, ум которого упражнялся в размышлении, не может пройти мимо другого человека подобно призраку, теряющемуся потом в вечной ночи. Две свободные души не уничтожают одна другую: как только они обменялись хоть одной мыслью, они сейчас же взаимно подарили друг другу частичку одна другой, и если бы даже им никогда более не пришлось встречаться в материальном смысле слова, они достаточно знакомы друг с другом для того, чтобы встретиться в памяти, что вовсе не так отвлеченно, как думают… Но довольно метафизики. Еще раз прощайте, и благодарю вас за приятный и симпатичный час, внесенный вами в мой день!

Я расстался с ним с сожалением, но я считал своим долгом сохранять самое мирное инкогнито, будучи вовсе недалеко от цели моего таинственного путешествия. Наконец, наступил тот день, когда я мог рассчитывать, что Алида будет дома одна с Павлой и своими детьми, и я добрался до ската Алон, доходящего до берегов Лаго-Маджоре. Я узнал издали виллу, которую мне описал давно уже Обернэ. Это была прелестная резиденция на половине косогора, в раю зелени и солнца, как раз напротив узкой и глубокой перспективы озера, которому гора служит удивительной рамкой, строгой и грациозной в одно и то же время. Когда я спускался в долину, на юге надвигалась страшная гроза и шла ко мне навстречу, охватывая небо и воды сизоватым цветом, испещренным ярко-красными полосами. Это было грандиозное зрелище, и скоро ветер и гром, повторенные тысячью эхо, составили для меня симфонию, достойную этой сцены. Я укрылся у крестьян, которым выдал себя за художника-пейзажиста и которые, привычные к подобным гостям, радушно приняли меня в свое уединенное жилище.

Это была крохотная ферма, содержавшаяся чисто и свидетельствовавшая о некотором благосостоянии. Фермерша разговаривала охотно, и я узнал, пока она приготовляла мне закусить, что это маленькое именьице принадлежало к поместьям Вальведра. Таким образом, я мог надеяться на верные сведения об этом семействе и, притворяясь, что я его не знаю, а интересуюсь только делишками моей старой хозяйки, я разузнал все то, что в высшей степени интересовало меня самого.

4 июля г. де-Вальведр приезжал за своей старшей сестрой и старшим из своих сыновей, чтобы увезти их в Женеву, но так как барышня Юста хотела оставить дом и дела в полном порядке, то она не могла уехать в тот же самый день.